Поле Куликово (СИ)

Будто с неба свалился Клещ со своими молотобойцами. Вавила лишь мельком увидел его сухое, железного цвета лицо - алебарда кузнецкого старшины надвое распластала щит первого вскочившего на стену врага, и тот, взмахнув мечом, спиной назад рухнул в пустоту. Клещ уколом алебарды встретил второго нукера, пытаясь сбросить, но тот, оставив щит на острие, нырнул под алебарду, выбросил меч вперёд, и только двухслойный панцирь спас Клеща от смерти - Вавила видел, как остриё клинка рассекло верхний слой кольчуги. Клещ от удара качнулся назад, древком алебарды стал молотить врага по голове. Ещё трое закованных в железо ордынцев скрестили оружие с копьями ополченцев, а над стеной появлялись новые щиты и железные шлемы.

Встав над тюфяком, Вавила обеими руками приподнял горячий ствол, в упор направляя жерло на скученных врагов.

-Пали, Пронька!

Теснимые справа копьями кузнечан, враги полезли на левую сторону, расправляясь с малоопытными ополченцами. Уже русская сулица, оказавшаяся в руках вислоусого, с налитыми кровью бычьими глазами ордынца, заносилась, угрожая пушкарям, и Вавила, едва удерживая ствол, не думая о том, что может погибнуть от собственного выстрела, самыми страшными словами клял Проньку, требуя подпалить затравку. То ли пушкарь расслышал, то ли увидел, что выбирать уже не приходится, ибо смерть подступила к ним, - перед зажмуренными глазами Вавилы разлилось красное, гром и безмолвие слились, серный дым ворвался в ноздри, ствол выпал из рук, и он открыл глаза, не зная, какой мир увидит: здешний или преисподнюю - ведь уходя из жизни с проклятьями на устах, какими осыпал он Проньку, можно было угодить в царство дьявола. В белом дыму шаталась, кренилась набок стена, он опустился на камень, чтобы не свалиться. Из дыма выплыл зубец, в проёме было пусто, красные лохмотья свисали с розового камня. Потом нахлынули ошалелые, потные лица, сверкание топоров и копий, Пронька сидел перед ним на корточках и, ощупывая, заглядывал в глаза, его губы немо шевелились. Вавила догадался, стянул рукавицы, снял шлем и стал ощупывать уши. Их них текло липкое, глянул на руки - пальцы в крови. Пронька дал ему клочок корпии, Вавила заткнул уши, встал и отыскал взглядом Клеща. Прикрытый щитами двух ополченцев, тот лил вниз из бочонка пылающую смолу. Поддерживаемый Пронькой и молодым пушкарём, Вавила шёл по стене, глядя на людей у бойниц, на белокаменные башни и золочёные купола храмов, на пролетающие над стеной каменные ядра, на суетящиеся внизу толпы, и с трудом узнавал онемевший мир. Казалось, люди в этом мире превратились в скоморохов, разыгрывающих перед ним представление, замкнув рты и залепив уши воском единственному зрителю. Этот балаган казался нестрашным - в нём махали деревянными мечами и тупыми копьями, жгли огни для потехи и вместо крови лили краску, малюя раны на телах. Но представление разыгрывалось настолько серьёзно, что теряло смысл, оно могло показаться жалким, если бы не было кощунственным: в нём по-прежнему пахло кровью, смрадом разложения и пожарища.

Воины Кутлабуги постарались оправдаться в глазах хана за неудачи прошлого приступа. Удлинив и связав лестницы, чтобы защитникам крепости труднее было сталкивать их, они лезли наверх, не считаясь с потерями. Много окровавленных и обожжённых тел скатилось в тот день по крутому берегу в струи Неглинки. Запруженная мертвецами, она к концу приступа вздулась красной водой, мешая свежим сотням подступать к стене. Упорство крымчаков едва не принесло им успеха. В двух местах штурмующие ворвались на стену. Близ Неглинской башни Томила повёл в бой левое крыло кузнечан, и стена была скоро очищена, а лестницы зажжены горшками греческого огня, но в другом месте, между запертой изнутри серединной башенкой и сотней кожевников, нескольким десяткам врагов удалось закрепиться. Боковым выстрелом тюфяка из башни сдвоенная лестница была разрушена, и пока подтаскивались новые, ордынцы образовали на трёхметровой ширины стене сплошной ёж копий, отстреливались из луков, выигрывая время. Лишь Каримке с его силой удалось раздвинуть чужие копья, втиснуться между ними. Из задних рядов стальные лезвия упёрлись ему в грудь и отбросили - дощатая броня спасла старшину кожевников от смерти. Скованное узостью стены, тяжелорукое воинство Каримки не могло столкнуть врагов, и вынуждено было взяться за луки. Стоя друг против друга, две враждебные стенки сыпали калёным железом, но соединённые вместе щиты не пропускали стрел. Но вовремя подоспели конники с Соборной площади. Придвинув одну из внутренних лестниц к захваченному врагом участку, они устремились вверх по её ступеням, ордынский ёж рассыпался, и после короткой резни Каримка сбросил в Неглинку последнего ордынца. Почти треть кожевников была убита и ранена, на панцире Каримки не было пластины, которую бы не оцарапало вражеское железо, шлем иссечён, забрало погнуто, на щеке набух громадный синяк, и левый глаз старшины едва светился из узкой щелочки.