Поле Куликово (СИ)

-Можа-ай! - взревел хор с левой руки Олексы.

-Р-радонеж! - грянуло в центре.

-Нар-ра! - отозвалось с левой руки.

Тысячи полка перекликались, торжествуя первый успех, клялись друг другу, что не покажут врагу спины. Снова стегнули чёрные стрелы по щитам и броням - степняки мстили за неудачу. Русские лучники их вызверили, копейщики - отрезвили. Теперь полоска земли, устланная ордынскими телами, отпугивала нападающих. До чего же не хочется накалываться на копьё к концу похода, когда уже время поворачивать морды коней к родным кочевьям, а в запасном табуне за холмом к спине твоей лошади приторочены мешки и ты уже не раз воображал, как станешь одаривать родичей и как станут чествовать тебя, добытчика, и петь в твою честь песни!

Потоки стрел лились непрерывно - тысячи врагов опустошали колчаны, надеясь подточить пешую стену с расстояния. То один, то другой русский воин опускался на землю, обливая её кровью. Стрелки стали выдвигаться в первые ряды. Крутящаяся волна всадников на крыле полка росла, и казалось чудом, что враг ещё не обошёл ратников с тыла, что русские конники продолжают сечу, в которой увязло больше тысячи степняков.

Кутлабуга лишился речи от гнева, он грыз чёрные ногти, рычал и плевался. Русские стрелки и копейщики его изумили, свои - привели в ярость. Свиномордые ублюдки, они превратились в трусливых сытых хомяков, едва набили мешки первой добычей! Почему остановились в атаке все четыре тысячи? Для того ли он ставил их в десять рядов, чтобы, потеряв два первых от русских стрел, они растеряли и мужество, едва доскакав до копейщиков врага? Пусть бы ещё два или даже три ряда насадили свои животы на железо - по пригнутым копьям, по спинам убитых другие обязаны были вломиться в русский строй, разорвать его, смять и стоптать! Куда смотрели тысячники и сотники, куда они смотрят теперь? Он прикажет пороть их до полусмерти, а потом отправит пасти отары овец. Один Мурут делает своё, оголяя от конницы русское крыло. Но что там творит мурза Тимур, этот вонючий козолуп, ханский выкормыш, навязанный на шею Кутлабуги? Вместо того чтобы обойти конную свалку, затеянную Мурутом, и ударить русов с тыла, этот мурза с каменной головой, годящейся лишь на то, чтобы об неё колоть орехи, втянулся в ту же свалку и она разрастается по всему полю. Теперь, если даже бросить в обход врага одну из резервных тысяч, ей придётся прорубаться сквозь своих.

Сотни перед строем русских копейщиков толклись на месте, стреляя из луков. Противник отвечал - воины то и дело вываливались из сёдел или грохались на землю вместе с конями. Оружие дальнего боя набирает силу, и степной коннице всё труднее на полях сражений. Уже в походных войсках появляются тюфенги. Стальные луки с деревянным прикладом разят дальше, чем ордынские. Степняки не любят арбалеты - это оружие пешца, а не всадника. Да и некому в кочевой степи ковать пружины, требующие в изготовлении особого искусства. У Мамая лишь каждый двадцатый всадник в лучших тысячах имел арбалет, у Тохтамыша и того меньше. На западе епископы и папа проклинают тех, кто продаёт арбалеты не христианам. И против христиан применять это оружие церковь запрещает как на западе, так и на Руси.

Красный стяг, развевающийся над стеной красных щитов, доводил Кутлабугу до исступления. Враг, казалось, смеётся ему в лицо. Темник забыл обо всём на свете, кроме стяга, охваченный желанием сорвать его и топтать ногами. Когда Кутлабуга обернулся, у сивоусого тысячника, стоящего за его спиной, задрожала челюсть от взгляда начальника.

-Останешься здесь и смотри за моими сигналами. Проворонишь - убью! Я поведу вторую тысячу и покажу ожирелым баболовам, как сражаются воины. Ко всем тысячникам пошли сказать: если они снова остановятся в нападении, я изорву плеть об их деревянные головы, а сотникам переломаю спины. Обойду русов - подам сигнал к общему удару. Ты повторишь его стягами.

Длинный, неуклюжий на земле, Кутлабуга в седле преображался, срастаясь с конём. Присоединив ко второй тысяче резерва полторы сотни воинов, пересевших на заводных лошадей, он со своими нукерами взлетел на курган, поджидая, пока развёрнутый чамбул вытянется в колонну по сотням - легче будет обойти русскую рать, а в её тылу останется лишь повернуть лошадей в сторону правой руки, и колонна превратится в атакующую лаву. Кутлабуга сбросил халат, чтобы его чёрный панцирь узнавали издалека. Он по-прежнему оставался на своём текинце, знакомом войску.