Поле Куликово (СИ)

Дарья похолодела, узнавая голос и не понимая, как Федька очутился в светёлке, у её постели.

-Проснулась, невестушка моя, голубка залётная, проснулась - вот и хорошо, - шептал Федька, приближаясь в темноте бородатым лицом. - Со мной будешь отныне и присно, со мной... В Москву вместе поедем, свадебку продолжать...

Руки обхватили Дарью, заскользили по телу... Её словно околдовали, и не то, что шевельнуться - подать голоса не было сил, только сердце билось в груди пойманной птицей, и его стук в тишине ночи становился нестерпимым. Её окатил ужас - так и не сможет шевельнуться, молвить слова, оттолкнуть, вырваться, убежать. Её тело содрогнулось от боли, отвращения, ненависти, как в тот момент, кода навалился ордынец, но там наступил чёрный провал, а тут... она ударила обеими руками в бороду, в лицо. Федька отлетел в темноту, а она всё лежала, её хватило на одно-единственное движение. Федька вскочил, распалённый её толчком и молчанием, навалился, залепил рот бородищей, впился губами в шею, сжимал, тискал одной рукой, другой рванул сорочку, ткань разошлась, обнажая грудь и живот, Федька рвал остатки платья, душил, втискивал в пуховую постель, но силы уже возвращались в Дарьины руки, умеющие натягивать большой охотничий лук. Федька отлетел снова. Почему она боялась кричать?.. Он, видно, по-своему расценил её молчаливое сопротивление, снова надвинулся из темноты, едва различимый в отражённом свете ущербного месяца, сочившемся сквозь слюдяное окошко. И тогда она выхватила из-под подушки узкий короткий нож, которым запаслась после нападения ордынцев. Федька отпрянул.

-Ты што-о?! - зашипел. - Спятила, дура? Брось сей же час!.. Брось, говорю! Не трону, раз ты такая змея подколодная!

Смешок прозвучал от порога светёлки, и тогда Дарье показалось: всё происходит во сне. Вжимаясь в подушку, подтянув одеяло к подбородку, она стиснула нож крепче.

-Што, Федя, девка не из тех попалась, а? Кабы все такие, не долго бы ты кровопийствовал да развратничал? А, Федя?

-Хто? - в голосе Бастрыка смешались ярость и страх. - Хто тут шляется?

-Погодь, узришь, - ответил из темноты тот же голос. - Ослоп, давай свечку...

В проёме двери возник свет, качнулась чёрная тень, и лишь теперь Дарья вскрикнула. Свет разлился ярче, в его колеблющемся потоке Дарья рассмотрела фигуру благообразного седоватого мужика в летнем зипуне и лаптях, с длинным чеканом в руке. За его спиной появилась громадная рука с горящей свечой, комнатка озарилась. "Свет пришёл", - с изумлением повторяла Дарья, прижимая к бьющемуся сердцу руку с зажатым в ней концом одеяла... "Свет пришёл..." Если бы не открывшиеся ей эти два слова, она бы сошла с ума. К счастью, рука со свечой была не сама по себе, рядом с седоватым мужиком стоял ражий беловолосый парень. С улыбкой любопытства, пожалуй, даже мужского интереса, он рассматривал забившуюся в угол девицу, и под его улыбкой она приходила в себя, чувствуя подступающий стыд и злость.

-Хе-хе, - обронил седоватый. - До ножичков уж дошло. Не милы, знать, девицам твои ласки, хозяин? Чего молчишь?

Бастрык прижался к стене, его глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, растрёпанная борода дрожала. И вдруг шагнул навстречу гостю.

-Ты-ы... странник, - выжал с хрипом. - Вон, значитца, каких гостей насулил, а я ведь за брехню принял. Эх, кабы не Серафима!..

Он успокоился, стал тем Бастрыком, каким видела его Дарья в разговоре с мужиками.

-Где твоё - пусто, там наше - густо, а будет наше пусто - и твоё не густо, - произнёс гость ласковым голосом, но в ласковости таилась угроза.

-Резать пришёл - режь, грабить - грабь, - сказал Бастрык, застёгивая рубаху. - Ныне твоя взяла, дак пользуйся. Говорить я с тобой не желаю.

-Тихо, Федя, - гость покачал головой. - Зачем девицу-то пугаешь? Глянь, ведь ребёнок - она ещё, а ты - "режь", "грабь". Сам только что хотел ограбить её на всю жизнь, ребёнка-то. Думаешь, мы - такие же?.. Ты, красавица, не бойся, дурного тебе не будет от нас, однако вставай, сарафан надень, да в покои тиуна с нами пойдёшь. Не можем мы тебя тут покинуть - шумнёшь ведь с перепугу.

Голос незнакомца действовал на Дарью успокаивающе, хоть слова Бастрыка и объяснили ей, что за гости - в доме.

-Отвернитесь хотя... - Она удивилась, как незнакомо звучит её голос.

-Ах, беда, прости, красавица. Ослоп, ты чего выпялился?

Парень отвернулся, Дарья, откинув одеяло, натянула сарафан на голое тело... Проходя в дверь, глянула на крючок и обомлела: его не было.

В опочивальне тиуна окна были занавешены, перед образами горели свечи, озаряя красный угол и фигуру третьего лесного гостя.

-Небось, молился, Федя? - спросил старший разбойник. - У Господа помощи, што ль, просил, собираясь насилие над девицей совершить?.. Он и услышал.

-Сказано тебе: пришёл грабить - грабь, неча зубы свои волчьи на меня скалить. Я тебе, душегубу, - не ответчик.

-Успеется, Федя, не спеши. Ты вот одной ногой в могиле, а всё лаешься, о покаянии не думаешь. Не страшишься, Федя, перед Господом явиться со своей чёрной душой?

-Мои грехи - я и отвечу. Мне тут исповедоваться перед тобой, што ль?