Поле зрения

Тэпп тоже медлил. Затем что-то сухо захрустело, словно он в задумчивости пожевывал нижнюю губу или ел картофельные чипсы. Постоянный поток фоновых помех (техники называли данный эффект «комнатным фоном») означал, что снайпер держит нажатой клавишу приема сигнала. Занервничал и засомневался в себе? Не исключено. Даже с близкого расстояния он не мог как следует рассмотреть револьвер до того, как Глен убрал его в кобуру. И уж точно нельзя сосчитать, сколько ячеек в барабане, если он не откинут.

Отлично, Рой!

Джеймс отобрал у него рацию и изобразил самоуверенную улыбку.

– Так шесть? – Голос Тэппа радовал своей нерешительностью.

– Шесть.

– Докажи. – Снайпер кашлянул. – Пальни моему помощнику в лицо. И не медли.

Рой посмотрел на Джеймса, и у того по спине побежал холодок.

– Если я так поступлю, у меня не будет заложника.

– У тебя его уже нет. – Тэпп подавил отрыжку и раздраженно вздохнул, словно ему приходилось объяснять ребенку очевидные факты. – Это вторая причина, Джеймс, почему у тебя нет аргументов для торговли со мной. Ты оперируешь допущением, что судьба человека, которого ты держишь на мушке, меня хоть сколько-нибудь волнует. Видишь ли… это не так. Ни в малейшей степени. Поэтому я снова любезно призываю застрелить его. Действуй, не сомневайся. Все за счет заведения.

Джеймс навел револьвер между глаз незнакомца и пытался рассмотреть страх на его лице, но оно, застыв как каменное, ничего не выражало. Поистине, он боялся смерти меньше, чем неодобрения Эль своих рисунков углем.

– Твой приятель… или корректировщик… он об этом знает?

– Он понимает.

– Что?

– Понимает, что существует миллион причин, почему мир может исчезнуть, прежде чем человек… ну, например, сядет поужинать. Сквозь Солнечную систему пролетит сорвавшаяся с катушек черная дыра. Атмосферу заразит радиация. Проснется супервулкан, и начнется ядерная зима. Или случится то, что мы называем Вернешотом[9] – это когда супервулкан извергается с такой силой, что выбрасывает в космос осколок земли, который затем падает обратно, словно метеор. Покупаешь что-то одно, а другое получаешь бесплатно.

– Мне будет безразлично, если я буду мертв, – пожал плечами Джеймс.

– Вот именно! Добро пожаловать в нашу компанию.

В динамике послышались отрывистые хлопки. Сначала Джеймс решил, что это помехи сигналу, но затем сообразил, что снайпер, одобрительно ему аплодируя, стучит в ладоши.

Добро пожаловать в их компанию.

Джеймс вернулся к образу мышления рекламщика. Что есть жизнь, если не цепочка проблем, которые нужно решить? Клиент забраковал эфирное время. Шоу ниже оценочных коэффициентов. Рекламный ролик не пошел, потому что яйцеголовые в аппаратной забыли принести одну его часть. Джеймс это может уладить. Доверьтесь Джеймсу – он все для вас сделает. У него всегда был второй стул, чтобы положить на него ноги, и сейчас он без него страдал.

– Мы можем обсудить условия. – Джеймс произнес это так, будто собирался договариваться не с Тэппом, а с покупателем эфирного времени в кабинете где-нибудь на Эксел-стрит.

Снайпер не ответил.

– Что ты хочешь?

Молчание.

– Все чего-нибудь хотят. Что я могу предложить тебе, Тэпп?

Тишина.

– Ты не должен этого делать. – Джеймс закрыл глаза и почувствовал, будто куда-то катится по воле силы, которую не понимает. Ему не нравилось, что Эль видит его в подобном состоянии. – Я ничего тебе не сделал. Не знаю, кто ты такой, и не желаю тебе зла. Мы вообще не здешние – едем из Калифорнии в Талсу. Единственная причина, почему мы оказались на Плейнсуэй, – импульсивное решение завернуть в восковой Музей смерти. Послушай, Тэпп, это несправедливо!

Никакого ответа.

Джеймс не мог поверить, что уговаривает проявить справедливость человека, застрелившего с расстояния в милю безоружных незнакомцев. Перед лицом этого огромного зла он ощущал себя ничтожным. Хуже чем ничтожным, – мертвым в собственном теле, проваливающимся под землю, разлагающимся и превращающимся в прах.

Однажды, сидя у тлеющих углей костра на побережье, подвыпившая Эль спросила, помнит ли Джеймс самоубийство отца. Разумеется, он солгал, ответив, что в это время крепко спал. И заметил в ее глазах искорку безмолвной боли – словно она почувствовала нечто большее, чем было в его словах, но ничем не могла помочь, прежде чем он это не признает.

Звук выстрела наполнил кухню, загрохотали сковороды, брякнула древесно-зеленая плитка, задребезжали стекла в оконных рамах, эхо прокатилось в глубине дома, как попавший в ловушку гром. Воздух наполнился запахом влажного фейерверка. Кровь оросила потолок рядом со светильником, наполнила воздух, как угольная пыль. Привлеченный грохотом девятилетний Джеймс смотрел с порога и дрожал, стоя в носках наполовину на плитке, наполовину на запятнанном ковре. Он не понимал, должен ли подойти или оставаться на месте.