Поле зрения

Незнакомец достал двумя пальцами свое кургузое оружие и бросил. Орудие убийства венесуэльских наркобаронов брякнуло о дорогу, повернувшись стволом в сторону Джеймса. Руки приподняты, на штормовке пятно – он таращился на Эль, снова только на нее. Вероятно, считал, что она здесь единственная, кого следует слушать и, не исключено, спасать. Если бы в него целился Рой или Джеймс, он, скорее всего, зарычал бы и пустил в ответ пулю.

– Хорошо, – сказал Джеймс. – Еще оружие есть?

Незнакомец покачал головой.

Разумеется, он мог и соврать. С какой стати ему откровенничать?

– Пихни его ногой ко мне! – приказал Джеймс и переменил позу.

Как только он завладеет оружием, тут же придется с его помощью казнить врага. Всякая другая модель поведения была бы безответственной: слишком опасно оставлять этого типа в живых, позволяя ему играть в их долгосрочной шахматной партии. Джеймс страшился этого момента и надеялся, что Рой, по его собственному выражению, готов пальнуть мерзавцу в морду. Он не осуждал его за это. Спроси его пять минут назад, он сказал бы то же самое.

Великан колебался, как робкий ребенок в присутствии родителей.

– Толкай! Толкай ко мне! – велел Джеймс.

– Выброси его! – приказал бестелесный голос на фоне негромких помех.

Наступила тишина.

Незнакомец покосился на лежавшую на земле у левого колена Джеймса рацию. Джеймс сделал то же самое.

– Выброси его, Сватомир. Сейчас же!

Джеймс узнал уже слышанный в этот день, искаженный эфиром, слабый, дребезжащий голос. Рация настроена на частоту 92,7 FM. Ну конечно! Он пытался вспомнить две загадочные фразы, но в это время призрак Авраама Линкольна снова заговорил:

– Разбери «Мак-11» и по частям выброси в пустыню.

– Не смей! – завопил Рой.

Эль стиснула револьвер, но что она могла поделать?

Незнакомец под прицелом двух стволов покорно схватил свое оружие и мгновенно разобрал его на две части, затем на три, вытащил паромасляную пружину, и частей получилось четыре. Морщась, он размахнулся, запустил детали высоко в небо, и они бесшумно приземлились в жесткой траве далеко к востоку.

Джеймс заметил лишь одно место падения, да и то – не самой детали, понял по дрогнувшей потревоженной растительности. Почувствовал пусть небольшое, но облегчение: все стволы выведены за скобки уравнения (кроме одного, самого главного, в миле от них). Он потянулся за рацией – замотанной изолентой потрепанной двусторонней «Мотороле». Корпус был горячим, влажным и отдавал солодом, похожим на запах свежей краски. Перевернув аппарат, Джеймс нашел сверху справа встроенную в рамку квадратную клавишу с надписью «Передача». Надавил большим пальцем и услышал потрескивание.

Эль и Рой смотрели на него, незнакомец не сводил сердитых глаз с дула револьвера.

– С кем… – Джеймс запнулся, но только на мгновение, и поднес рацию ближе к губам. – С кем я говорю?

Тэпп колебался.

Голос мужа, робкий, но набирающий уверенность, долетел через пространство и показался скользнувшим за шиворот кубиком льда. Тэппа накрыла паническая тень, словно на него внезапно напали. Он распластался, ощущая по бокам стебли сухой травы и джута. Хотелось расплавиться и пролиться сквозь землю чем-то жидким, раствориться в ней и не существовать.

Что-нибудь говори!

Даже в реальном мире Тэпп говорить не любил. Разговоры – сплошная фальшь. Если тебя спрашивают, как у тебя дела, это не означает, что от тебя хотят услышать, вышел или нет у тебя камень из почки (вот и нечего распространяться о почечных камнях). Каждая официантка, парикмахер, чиновник спешат сообщить детали и маленькие драмы своих жизней, будто от известия о плохом глушителе у нового «бьюика» отца приятеля какой-нибудь девушки у Тэппа загорятся глаза. Порой он чувствовал себя человеком, которого посадили есть суп, но дали только вилку.

Говори же что-нибудь!

В прицел Тэпп видел лишь верхнюю часть Сватомира в нескольких шагах от «тойоты» – тот молча стоял под дулом револьвера. Будет ему уроком. Его же предупреждали о возможном оружии, но он не устоял перед соблазном похвастаться своей личной картинной галереей.

В этом был весь Сватомир. Чувствительный дылда, склонный к необъяснимым приступам ярости. Он бил камнями стекла автомобилей, стрелял на дороге броненосцев, однажды плюнул на хот-доги на бензоколонке за то, что старик попытался прогнать его после того, как Сватомир притащил в их туалет порнографические картинки. Он споткнулся на грязном уступе, заработал сотрясение мозга и стал еще чуднее. Рисунки становились хуже, он меньше говорил. Перестал усваивать новые английские слова. С каждым годом управлять им становилось сложнее, как взрослеющим детенышем гориллы.

«Убили бы они его, – подумал Тэпп. – Было бы даже хорошо».

Он со звуком расстегиваемой «липучки» отпустил приклад винтовки – пот и усилие склеили пальцы, превращая приятный на ощупь полимер в липкую, словно летней ночью, постель. Пощелкал костяшками пальцев одной руки – пять коротких влажных залпов – и снова принял позу стрелка.