Поле зрения

Он хотел добраться до рукояти, но раненый крепко сомкнул на ней пальцы. Он невероятно напрягся, изогнул спину – мышцы на пределе – и молча кусал язык, пока на губах не появились красные пузыри. Не ругался, не кричал от боли, а нечеловечески шипел, как удав в зоомагазине, где раньше работала Эль, выпуская из холоднокровных легких струю воздуха. В его шипении чувствовался страх, отчего оно казалось угрожающим. Крохотный нож проник в дряблый живот дюйма на два. Такая рана гиганта не убьет, только раззадорит. Никогда не наноси рану существу, если не способен убить его.

– Джеймс! – крикнул Рой. А затем что-то еще.

Когда он потянулся за оружием врага, в его ушах свистело. Выбора нет. Убить или умереть. Он распахнул ветровку незнакомца; при этом клеенчатая ткань зацепилась за нож, выдернув его из живота раненого. Раздался звук, похожий на чмоканье губами, и черный от крови нож упал на гальку. Джеймс искал револьвер, и пальцы наткнулись на металл или на полимер…

В этот момент раненый ударил его в горло.

В глазах побелело. Дыхание перехватило – воздух вылетел наружу, а вдохнуть Джеймс уже не мог. Если из человека выбивают дух в жаркой пустыне, от этого еще больнее. Он даже не понял, как повалился на спину, оцепенело уставив взгляд в синее, как «Уиндекс»[8], небо. Сзади кричала Эль. Он хотел успокоить ее, однако воздуха не хватало. «Все в порядке, дорогая, его револьвер у меня». Он знал, что держит его в руке – тяжелый, твердый, как глыба.

Сколько же прошло секунд?

– Джеймс! – В голосе Эль прозвучал страх. – Возвращайся!

Откинувшись назад, Джеймс совершил кульбит и оказался в спасительной тени «тойоты». Ударившись о дверцу, втянул в себя воздуха, быстро развернулся и, вытянув похищенное оружие в обеих руках, прицелился в незнакомца. Но что-то было не так в форме револьвера – предмет был прямоугольным! Джеймс сообразил, что держит не револьвер, а рацию. Вот что он сжимает в ладонях.

Неужели? Именно рацию. Куртка незнакомца, наверное, набита оружием, а он схватил «уоки-токи»!

Гигант приподнялся на коленях и неуклюже шарил по левому боку под рукой, где и было оружие. Водянистые глаза неотрывно следили за троими врагами. Джеймс не понимал, почему он до сих пор не пустил их в расход. Мог бы давно изрешетить ко всем чертям. И вдруг заметил в его глазах нечто такое, что никак не ожидал там увидеть: ледяной страх зверя, просчитывающего свои шансы пред ликом опасности.

Он даже не смотрел на Джеймса, куда-то за ним.

– Порядок. – Эль говорила намного спокойнее. – Никуда не уйдет.

Джеймс обернулся. Жена сидела, обхватив побелевшими пальцами курносый револьвер Глена. Взгляд сосредоточен, зубы оскалены.

Джеймс вспомнил: ей не сказали, что револьвер не заряжен.

Глава 13

Эль не хотела стрелять, но боялась, что придется.

Выстроила в линию прицельные приспособления, как учила сестра: V-образный вырез и прямоугольную мушку. Хотя барабанный револьвер действовал не так плавно, как автоматический пистолет Иовен, принцип стрельбы был аналогичным. Прицел и мушка совпали, как детали конструктора «Лего», и она подняла сталь на уровень головы врага, не замечая ничего, кроме его блестящего лба. Эль еще не пришла до конца в сознание, кружилась голова, и ей отчаянно хотелось, чтобы соединились разум и тело.

Запястье немного дрожало. Она контролировала свои движения. За стаканом домашнего портвейна из огромной плетеной бутыли Иовен поделилась с ней хитростью стрельбы: «Смотри так, чтобы цель и прицел были нерезкими, а мушка, наоборот, ясная, как кристалл».

Сейчас она так и поступила.

– Эль, – прошептал рядом Джеймс, – не стреляй в него.

Она моргнула от бьющего в глаза солнца, увидела красные на просвет собственные веки и выровняла цель, придержав оружие другой рукой. Но не по-киношному. «Чашка с блюдцем» – называла, морщась, сестра экранную хватку: актеры, не имевшие опыта стрельбы, поддерживали оружие, как чайную чашку. Эль тоже сжимала револьвер, потому что так полагалось – давить, чтобы побелели ладони. Пальцы были на удивление сухими, словно посыпанными мелом или тем составом, каким пользуется Джеймс, когда занимается скалолазанием. На стрельбище в Оклахоме с ее рук от волнения капало. Сестра тогда подтрунивала над ней: «Прости. Это что, оскорбляет твою либеральную калифорнийскую впечатлительность?»

В их отношениях всегда существовала трещина. Иовен не любила Джеймса. И хотя открыто в этом не признавалась, если подшучивала над демократическим стилем жизни сестры, неизменно возвращалась к ее мужу: к его на удивление высоко оплачиваемой кабинетной работе, застенчивому присутствию, умоляющим собственное достоинство шуткам. Словно ждала, что Эль выйдет замуж за ковбоя. Когда они в последний раз гостили у нее в пшеничных предместьях Талсы, парень Иовен, с которым она то сходилась, то расходилась, решил поговорить с Джеймсом об автомобилях. Не получилось – попробовал о баскетболе. В итоге сошлись на пиве, но из всех сортов Джеймс пил только светлый «Бад». Хуже мужского разговора не придумать.

– Эль, – произнес муж. – Эль, не надо.