Конечно, эта храмовая башня и окружающий ее иератически организованный маленький город, где каждый играет свою роль в соответствии с божественным планом, вдохновленным небесами, – это модель рая, которую мы находим не только в индуистско-буддийских образах горы Сумеру, греческого Олимпа и ацтекских храмов Солнца, но и в земном рае Данте, на поиски которого отправился Колумб, и в библейском образе Эдема, на основе которого была разработана средневековая версия, и который – согласно дате, которую вы найдете в примечаниях на полях Библии, – должен был быть создан примерно в то время, когда были основаны первые шумерские города, а именно в 4004 г. до н. э.
Одним словом, вполне очевидно, что идея иератического города-государства, задуманного как мезокосм, впервые возникла как устойчивая модель в маленьких городах Шумера, около 3200 г. до н. э., а затем распространилась на запад и восток, по путям, уже проложенным в раннем неолите. Чудесное жизнеустроительное стечение идей и систем, включая письменность, математику и календарную астрономию, достигло Нила и вдохновило цивилизацию Первой династии Египта (ок. 2800 г. до н. э.). Затем оно дошло до Крита, с одной стороны, и, с другой – долины Инда (ок. 2600 г. до н. э.). И уже потом – Китая времен династии Шан (ок. 1500 г. до н. э.), а через Китай и Тихий океан, наконец, до Перу и Центральной Америки (1000 г. до н. э.)46. Таким образом, мы должны признать тот доказанный и документально подтвержденный факт, что все высокие цивилизации мира в конечном счете являются лишь вариациями одной чудесной монады мифологического вдохновения и что, в то время как история и предыстория человеческой расы охватывает около миллиона семисот пятидесяти тысяч лет, эта монада нашла живую форму воплощения в илистых равнинах и среди тростников Месопотамии едва ли более пяти тысяч лет назад.
Если теперь мы попытаемся выразить словами смысл или значение этой монады, смысл или характер ее претворения, которое, кажется, с такой убедительностью создало этот образ судьбы человека как органа, входящего в организм Вселенной, мы могли бы сказать, что уже отмеченное психологическое (sic!) требование приведения частей дифференцированного социального тела в упорядоченное отношение друг к другу и установления их связи с высшим, всепоглощающим и всеформирующим принципом должно было быть выполнено, когда в четвертом тысячелетии до н. э. был осмыслен хоровод пяти видимых планет, Солнца и Луны через созвездия зодиака. И этому небесному порядку было суждено стать для всех цивилизаций и философий мира моделью откровения судьбы. Приведем здесь слова Платона:
Между тем если есть движения, обнаруживающие сродство с божественным началом внутри нас, то это мыслительные круговращения Вселенной; им и должен следовать каждый из нас, дабы через усмотрение гармоний и круговоротов мира исправить круговороты в собственной голове, нарушенные уже при рождении, иначе говоря, добиться, чтобы созерцающее, как и требует изначальная его природа, стало подобно созерцаемому, и таким образом стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую боги предложили нам как цель на эти и будущие времена47.
Египетским термином для обозначения этого порядка был Маат, в Индии – Дхарма, а в Китае – Дао. И если мы сейчас попытаемся выразить в одном предложении смысл всех мифов и ритуалов, которые возникли из этой концепции вселенского порядка, мы могли бы сказать, что они являются его структурирующими силами, действующими для приведения человеческого порядка в соответствие с небесным. «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе». Мифы и обряды констеллируют мезокосм – посреднический, срединный мир, посредством которого микрокосм индивида приводится в соответствие с макрокосмом Вселенной. И этот мезокосм – это весь контекст социального целого, которое, таким образом, является своего рода живой поэмой, гимном или иконой из ила и тростника, плоти и крови, а также грез, воплощенных в художественную форму иератического города-государства. Жизнь на земле должна отражать, насколько это возможно в человеческих телах, почти скрытый – но теперь открытый – торжественный танец небесных сфер. Искусство и обычаи очерчивают душу: искусство живет как ритуал.
Рождение нового символа