Мы находим особого рода символы в центрах мандал эпохи высокого неолита, и они остаются характерными для таких конфигураций до настоящего времени. Например, в изделиях из Самарры мы обнаруживаем самое раннее известное сопряжение свастики с мандалой. И есть только одно более раннее изображение свастики – на крыльях летящей птицы, вырезанных из слоновой кости мамонта (рис. 12). Изделие было найдено на стоянке позднего палеолита, недалеко от Киева. Часто на изделиях из Самарры свастика изображается в зловещей форме, с угловатыми ветвями, направленными влево. В центрах этих ранних мандал мы также видим то, что сегодня называется мальтийским крестом. Иногда он видоизменен таким образом, что наводит на мысль о стилизованных формах животных, как будто звери появляются из вращающихся рук. Есть также изображения женщин, ноги или головы которых сходятся в середине мандалы, образуя созвездие. Такие мандалы обычно имеют четыре части, но иногда также пять, шесть и восемь. На некоторых рисунках изображены болотные птицы, ловящие рыбу41.
Археологический объект, в честь которого была названа эта великолепная серия украшенных сосудов – Самарра – находится в Ираке, на реке Тигр, примерно в тридцати километрах к северу от Багдада. Область распространения такого рода посуды простирается на север до Ниневии, на юг до Персидского залива и на восток, через Иран, вплоть до границ Афганистана. Халафская посуда, с другой стороны, рассеяна по территории к северо-западу от этого региона, с главным центром в северной Сирии, к югу от так называемых Таврских гор Анатолии, откуда река Евфрат и ее притоки спускаются с предгорий на равнину. И что особенно примечательно, в росписи этой прекрасной посуды четко выделяется голова быка (как в Чатал-Хююке) с большими изогнутыми рогами. Образ этот изображен как натуралистически, так и в различных стилизованных, очень изящных формах. Другой заметный элемент данной серии – двойной топор, который в более позднем критском искусстве является знаком и оружием богини. Мы снова видим мальтийский крест, как и в Самарре, но – что, пожалуй, очень важно – ни свастики, ни изящного изображения газели нет. Более того, вместе с женскими статуэтками (которых в данном случае очень много) мы находим глиняные фигурки голубя, а также свиньи, коровы, зебу, овцы и козы42. На одном прелестном керамическом осколке изображена богиня, стоящая между двумя козами: слева от нее самец, а справа – самка, дающая сосать молоко маленькому ребенку43. И все эти символы связаны в этом комплексе халафской культуры с так называемой гробницей-толосом.
Именно этот комплекс не только появился тысячелетие спустя на Крите44, но и был перенесен оттуда по морю, через Геркулесовы столпы, на север, на Британские острова и на юг в Нигерию и Конго. По сути, это основной комплекс микенской культуры, из которой греки, а вместе с ними и мы, почерпнули множество символов. И когда культ умершего и воскресшего бога Луны был перенесен из Сирии в дельту Нила в четвертом или третьем тысячелетии до нашей эры; эти символы ушли вместе с ним. Действительно, я считаю, что мы можем с большой долей уверенности утверждать, что в халафской символике быка и богини, голубя и двойного топора мы имеем одновременно и продолжение мифологической традиции, уже провозглашенной за две тысячи лет до этого в храмах Чатал-Хююка, и промежуточную точку на пути этой традиции к ее кульминации в великих религиях Иштар и Таммуза, Исиды и Осириса, Афродиты и Адониса, Марии и Иисуса. С Таврских гор – гор бога быка, который, должно быть, уже отождествлялся с рогатой луной, которая умирает и воскресает, – культ распространился вместе с искусством скотоводства практически до пределов земли. И мы славим тайну мифологической смерти и воскресения по сей день как предвестие нашей собственной вечности. Тогда имманентность вечности в отрезках времени становится смыслом этой архаической игры-мистерии. Но что такое вечность и что такое время? И почему в образе быка или луны?