Полет дикого гуся. Изыскания в области мифологии

Пусть господин располагается здесь! Это наслаждение так желанно! Эта девушка так привлекательна! Этот эликсир предотвращает старость и смерть! Эта колесница может двигаться по воздуху! <…>

Йогину, который слышит такие призывы, следует углубиться в созерцание дефектов привязанности: «Поджариваемый на ужасных углях сансары, блуждающий во тьме рождений и смертей, я каким-то образом приблизился к светильнику йоги, рассеивающему мрак аффектов. А эти вихри чувственных объектов, порожденные страстным влечением, выступают препятствием [свету]. Почему же я, тот, кто поистине обрел свет, должен обманываться этой жаждой погони за чувственными объектами и превращать себя в топливо для огня сансары, разгорающегося вновь? Прощайте же, чувственные объекты! Вы подобны грезам, влекущим к себе несчастных людей».

Укрепившись таким образом в решимости, пусть [йогин] практикует сосредоточение. Не воссоздавая привязанности, пусть он не испытывает также и тщеславия: «Я так желанен даже богам!»⁸²

Для тех, кто к приключениям еще не готов, боги ограждают и охраняют мир. Однако те, кто созрел, переживают тех же богов во сне и видении как просто имена и формы (nāmarūpam), не более и не менее реальные, чем имена и формы, известные бодрствующему сознанию. Но в глубоком сне оба мира – мир бодрствующего сознания и мир сна и видения – растворяются. Разве невозможно тогда, не теряя сознания, войти в сферу глубокого сна и там увидеть, как растворяются миры – боги, сны и все остальное? Это и есть триумф йоги. И после этого уже нельзя смотреть на мир с каким-то страхом и благоговением добродетельного гражданина мандалы, который еще не видел, как сам Бог вместе со своей вселенной испаряется, как роса на рассвете. Читаем в знаменитом буддийском тексте:

Звезды, темень и свет,
Марево, иней и пузырь на воде,
Сон, молния и облако —
Именно так и дóлжно взирать на происходящее⁸³.

Здесь происходит отъединение от мести. Вся мандала мезо-микро-макрокосма растворяется, и индивидуум, выжегший из себя так называемые неисправности (kleśa) – или, как мы могли бы сказать, энграммы своего культурно и биологически обусловленного характера, – теперь переживает целостность абсолютно непривязанного сознания в первозданном состоянии, называемом kaivalyam, «изоляция». Вселенная была отвергнута как бессмысленное заблуждение, не имеющее ничего общего с миражом собственного горизонта, и было реализовано то трансцендентное состояние, которое Шопенгауэр прославил в конце своего magnum opus, написав, что «для того, в ком воля обратилась и отринула себя, этот наш столь реальный мир со всеми его солнцами и млечными путями – ничто»⁸⁴.

Согласно Мандукья-упанишаде, мир состояния бодрствования следует отождествлять со звуком А слога АУМ; мир сновидений (то есть рай и ад) – со звуком У; а глубокий сон (состояние мистического единения знающего и известного, Бога и его мира, скрывающего семена и энергии творения: это состояние символизируется центром мандалы) – со звуком М⁸⁵. Душа будет движима этим слогом АУМ и одновременно отталкиваться от него в тишину, из которой она поднимается и в которую она возвращается, когда произносится. Медленно и ритмично. АУМ-АУМ-АУМ.

Эта тишина – то место, где мы находимся меж двух мыслей.

Мир, вся Вселенная, ее бог и все остальное, стали символом, ничего не обозначающим: символом без значения. Ибо приписывать значение любой его части означало бы ослабить его силу, и тогда стрела души оказалась бы только в сфере значения, как душа шамана – среди предков или христианина – среди святых и ангелов. Лук, чтобы функционировать как лук, а не как силок, не должен иметь никакого значения в себе или в любой своей части – кроме того, что он является инструментом для отъединения: не больше значения, чем удар маленького молоточка по колену, заставляющего вашу ногу дернуться.