…Альбус хлопнул себя по лбу. Чтобы выполнить задание, следовало спросить у Виктории дату ее рождения, а между тем он при каждой встрече об этом забывал — да, признаться, стараниями девочки встречи были краткими. Не медля, Альбус бросил недоеденный тост с беконом и в два прыжка очутился у стола Рейвенкло, где Виктория с подругами пила какао. Айла и Клеменси переглянулись, видимо, колеблясь, стоит ли его расспрашивать.
— Когда ты родилась? — выпалил он. Девочка удивленно подняла брови, быстро сообразила, в чем дело.
— Двадцать шестого ноября.
— Отлично! Значит, под влиянием Меркурия. Ты большая эгоистка. Пожалуй, вечный ребенок. Любишь путешествовать, да? Твой любимый день недели — среда. Ты человек приземленный, практический, верно? И еще тебе надо беречь легкие…
— Довольно, довольно! — Виктория замахала руками. — Я думала, ты подождешь до урока. У меня слабые легкие, это правда, я люблю путешествовать и мне везет в среду, но об остальном я сама не рискнула бы судить. Кстати, чтобы было по справедливости, давай сюда руки. Я тоже тебе погадаю.
Засмеявшись, Альбус протянул ей ладони.
— Так, — Виктория нахмурила темные брови. — У тебя отменное здоровье, ты проживешь долгую жизнь, хотя несколько раз подвергнешься смертельной опасности… Видишь эти обрывы? Но они соединены, так что все обойдется. Ты рискуешь однажды сойти с ума. У тебя будет много детей, и ты умрешь не своей смертью.
— Не верь ей, Альбус! — вмешалась Клеменси. — Викки как-то мне нагадала, что я выйду за принца, но полюблю убийцу. Представляешь? - она рассмеялась, тряхнув кудряшками.
— А я не боюсь, так что мне все равно, верить или нет, — заявил мальчик гордо.
Айла, насупившись, нервно опустила чашку. Видно, ей Викки предсказала что-то не очень приятное.
— Ты росла с цыганами? — спросил Альбус у Виктории. Она рассмеялась.
— Нет. Мой отец — посол магического сообщества Британии. Он служил во Франции последние годы. Просто мама увлекается хиромантией, у нее об этом были книги.
После первого же занятия Лэмми выпросил у Корнфута список дополнительной литературы и принялся его штудировать. Увлеченность сыграла с ним злую шутку: он читал ночь напролет, даже лежа в постели, подсвечивая себе Люмосом, пропустил сигнал к подъему, не явился на завтрак и на урок заклинаний прибежал в весьма неподобающем виде, то есть, собственно, в ночной рубашке. Едва Альбус смог растормошить его, растолковав, что он не одет, как в класс вошел преподаватель. Сперва профессор Сполдинг потерял дар речи.
— Это… Это что такое? — как назло, декан с утра поругался с директором и был в скверном расположении духа. — Неслыханная наглость! Такого не было еще никогда! Никто себе этого не позволял! Сейчас я вам покажу… — он замахнулся тростью.
— Не надо! — вскричала, вскочив, Айла, а Альбус напрягся, готовясь перехватить трость, когда Лэмми, издавая бессвязные и бессмысленные звуки, сполз со стула и спрятался под партой. Декан, хмыкнув, опустил трость.
— Только ради вас, мисс, — насмешливо сказал он. — Но в следующий раз выберите более достойный объект сочувствия. Достаньте его! — резко приказал он Альбусу. Тот неохотно заставил Лэмми подняться.
На мальчишке не было лица; он посинел, губы тряслись, пальцы беспорядочно дергались. Айла, не сводя с него глаз, медленно села; Клеменси стала гладить ее по руке, наблюдая за учителем, как канарейка - за котом. Сполдинг сжал трость.
— Вы, я смотрю, не только нахал, но еще и трус. Вы самое ничтожное и омерзительное существо, которое я когда-либо видел. Тридцать розог! Мистер Дамблдор, проводите его переодеться и сопроводите к завхозу. И не вздумайте увиливать: мы с мистером Спэрроу ведем отчеты и сверяем их. Вам же будет хуже.
Альбус вывел Лэмюэля из класса под презрительные смешки половины ребят. Лэмми постепенно успокаивался, хотя его губы еще дергались, и он не мог говорить, не заикаясь:
— Ч-ч-что? Я… н-н-не понял… И-и-испугался.
— Он не собирался тебя бить, — Альбус слегка похлопал его по плечу. — Он замахнулся просто так. Но тебе назначены розги.
— Да? Н-н-ну, это н-н-ничего… Н-н-ничего… Я вот б-б-боюсь очень, когда п-п-по голове б-б-бьют…
— Поглупеть боишься, да?
— Н-не. П-просто тогда уже как буд-дто я — не я. Шум в ушах… И-и-и я ничего не понимаю, как-к-к не в себе…
— А тебя часто били по голове?
Лэмми развел руками.
— Д-да, и р-ругались родители часто. Р-ругаются. Хорошо, что я их теперь не слышу.
— Может, не пойдешь к завхозу? — в горле стало горько.
— Т-тебе тогда достанется.
— Ну, я-то крепкий.
— И я крепкий. Это все ничего…
Оставшееся время уроков на душе было пасмурно. Придя в Большой зал на обед, Альбус искал глазами Лэмми и почти не удивился, когда тот не показался. «Лежит, наверное, бедняга». Подбежал встревоженный Элфиас, пришлось рассказать, что случилось. Сидевшая рядом Джейн слушала их с неодобрением: ей не нравилось, что кто-то смеет критиковать профессора Сполдинга и не собирается входить в его затруднительное положение.
— Мальчики, меня послали за вами, — раздался за их спинами насмешливый голос Виктории. Оба обернулись.