Излив горечь по этому поводу и утолив бессильное возмущение, повздыхав о личной, никак не складывающейся жизни, друзья с сожалением расстались. Сеславин проехал всю Францию, прежде чем добрался до Баррежа, прославленного целебными источниками. В этом южном городке в узкой долине Пиренеев он провел несколько месяцев. Лечился настойчиво и долго. Семь ран почти не беспокоили, но восьмая – где была раздроблена кость – время от времени открывалась и причиняла ему страдания.
Однажды, после принятия минеральной ванны, Сеславин подошел к лавочке, торгующей табаком, трубками, разнообразными сувенирами для лечащихся в Барреже. Хозяйка лавки, высокая красивая женщина лет тридцати, с темно-смуглой, почти оливковой кожей, выглядела суровой, даже надменной, что совсем не характерно для торгашей, старающихся любезностью и лестью привлечь больше покупателей. Сеславин, раньше никогда не куривший, купил себе трубку с длинным чубуком и вечерами начал покуривать. Когда он подходил к табачной лавке, хозяйка, продавая ему табак, пристально смотрела на него огромными черными глазами.
Траурная косынка, всегда накинутая на ее гладко причесанную, глянцевито-черную голову, и серебряное кольцо на среднем пальце левой руки говорили – по местным обычаям, что это вдова.
И вот однажды кроме ничего не значащих слов, употребляемых при общении с покупателем, хозяйка-вдова неожиданно спросила Сеславина:
– Вы австриец? Или… из Баварии? Простите мой вопрос, мосье. Сюда приезжают люди из разных стран, но вы чем-то не похожи на них.
Она говорила по-французски с певучим акцентом и произносила твердое «р».
– Я русский, – ответил Сеславин, слегка удивившись ее вопросу.
– Вы бывший военный? Вам неприятно мне отвечать, мосье?
– Говорить с красивой женщиной всегда приятно.
– Вы воевали против Бонапарта, когда он пришел в Россию?
– Да, конечно. Все должны защищать отечество. А ваш муж погиб в сражении?
– Погиб в сражении, – поставила его вопрос в утвердительную форму хозяйка табачной лавки. – Вы офицер, мосье? Это возможный вопрос?
– Вполне. – Сеславин слегка подумал и прибавил: – Да, я офицер-артиллерист. А где погиб ваш муж?
– Я не знаю. Может быть, в России.
Вопросы и ответы несколько затягивались. Александр Никитич почувствовал странную неловкость в беседе с вдовой.
– Вы не француженка, кажется?
– Нет, мы каталонцы. Доброй ночи, мосье.
В следующий раз, когда он пришел за табаком, она спросила, отпуская товар:
– Вы лечите раны, полученные в боях? Сколько ран, мосье?
– Восемь. – Сеславин усмехнулся. – Одна особенно гадкая, никак не заживает.
– Святая Дева! – воскликнула хозяйка лавки. – Восемь ран! Говорят: раны украшают мужчину. Какая глупость! Простите, меня, мосье… В России вас считают героем?
– Всегда считают не раны, полученные на поле боя. Считают число убитых врагов.
– Вы убили много солдат в армии императора Наполеона?
– Наверное. Я не могу всех сосчитать. И не считал никогда.
– Не сердитесь, мосье. Но, если можно, не ходите ко мне в лавку. Мне кажется, что моего Луиса убили именно вы. – Женщина закрыла лицо руками и стояла так, пока Сеславин не вышел, притворив осторожно дверь.
Через несколько дней хозяйка лавки подошла, когда он сидел на скамейке под тенистым платаном, покуривая трубку и глядя на желтовато-бурые вблизи, но становившиеся вдали фиолетовыми и синими, уходящие в ослепительную лазурь, раскаленные Пиренеи.
– Добрый день, мосье. Да пошлет вам Бог скорое выздоровление. Простите мою грубость и глупость. Меня зовут Матильда. – Она была одета в нарядное светло-серое платье с оранжевыми цветами. На гладкой, черной голове была особенная прическа с белым гребнем, украшенным блестящими камешками. Поверх гребня была накинута кружевная мантилья. В смуглой руке Матильда держала светлый веер, разрисованный розами, который она нервно раскрывала и закрывала.
Сеславин с первого взгляда обратил внимание на ее испанский костюм.
– Прошлый раз я солгала вам, мосье. Мой муж не был солдатом Наполеона, – дрожащим голосом сказала Матильда. – Он сражался в отряде партизан-гверильясов. Случилось так, что они попали в лапы наполеоновских гренадер. По приказу императора всех расстреляли.
– Неужели! – поразился Сеславин. – Но и я был командиром партизанского отряда. Когда русские партизаны попадали в плен к французам, их расстреливали. Но я пленных французов не убивал, а отправлял в главный штаб нашей армии. Французов держали в лагерях под охраной, их кормили и не причиняли им вреда.
– Когда я увидела вас, мосье, мне что-то шепнуло: этот иностранец человек очень смелый и добрый.
– Я приглашаю вас в кафе.
– Нет, в наших местах это может многим не понравиться. Приходите лучше к моему дому, когда стемнеет, и войдите в дверь с задней стороны. – Матильда раскрыла веер и помахала им в сторону собеседника.