Полет в неизвестность

В тридцать втором году, будучи руководителем «Люфтганзы», Мильх и я по приглашению К. Дорнье знакомились с его новым пассажирским самолетом Do-17. Я, после того как летчик-испытатель посадил машину, с разрешения хозяина и Мильха сел за штурвал и сделал круг над аэродромом. Цельнометаллический двухмоторный высокоплан с двухкилевым хвостовым оперением произвел на меня приятное впечатление за простоту и комфортность управления, маневренность, хороший обзор, отличную работу при посадке убирающихся шасси. Но я забраковал его в качестве пассажирской машины для «Люфтганзы». Малый объем фюзеляжа не позволял создать приличную пассажировместимость и комфортность. К. Дорнье очень на меня обиделся и при прощании не подал руки. Мильх согласился со мной, но через год позвонил и спросил, годится ли эта машина в качестве бомбардировщика среднего радиуса действия. Я дал положительный ответ. В тридцать шестом начался серийный выпуск бомбардировщика Do-17, продолжавшийся до конца сорок второго года. Машина, особенно в поздних модификациях, оказалась вполне приличным и надежным бомбардировщиком, ее уважали летчики и техники за простоту в обслуживании и неприхотливость. Но до Ju-88 и He-111 она недотягивала по скорости, грузоподъемности и дальности полета. Хотя в качестве рабочей лошади Do-17 проработал во всех боевых кампаниях 1936–1945 годов, от Испании в легионе «Кондор» до окончания войны.

В тридцать третьем произошло несколько событий, о которых не могу не рассказать. Геринг, совмещавший посты председателя рейхстага, премьер-министра и министра внутренних дел Пруссии, рейхсминистра авиации и главнокомандующего только созданными люфтваффе, наконец-то добился от канцлера и фюрера в сентябре присвоения ему звания генерал-майора авиации. Мильху же вслед за Герингом присвоили звание полковника. Иерархическое старшинство в министерстве было наконец-то установлено. А то существовала некоторое время некая, как бы верно выразиться, неопределенность, что ли. Начальники управлений и отделов министерства, начальник штаба Мильха имели звания не ниже полковника, а он, статс-секретарь министерства, то есть первый заместитель рейхсминистра, продолжал числиться в капитанах запаса. Вскоре все руководство министерства и люфтваффе облачилось в новую форму военно-воздушных сил, которую лично отбирал Геринг.

Не скрою, я с некоторой завистью относился ко всем этим изменениям. Я уже рассказывал ранее, что при зачислении в СС мне присвоили звание штурмбаннфюрера СС и майора полиции, в армии и люфтваффе это соответствовало званию майора и означало мое продвижение на ступень, ведь до этого я также имел чин капитана авиации запаса. Но присвоение Мильху и целому ряду его помощников, которые, как и я, окончили прежнюю войну обер-лейтенантами и капитанами, званий подполковников и полковников меня задело. Но не мог же я пойти к фюреру и сказать: «Мой фюрер, восстановите справедливость, присвойте и мне звание полковника!»

«Бог с ним, со званием», — думал я. Меня вполне устраивали моя работа и то денежное содержание, которое установил специально для меня рейхсфюрер СС Гиммлер по поручению фюрера. Мой месячный оклад по должности командира особой правительственной эскадрильи составлял полторы тысячи марок. Триста марок мне платили за звание, четыреста — за стаж, пятьсот пятьдесят — так называемые полетные, около пятисот — на питание вне пределов дома и еще почти триста — месячное вещевое и расходное довольствие. Выходило чуть больше 3500 марок, что по тем временам составляло немалую сумму. Многие генералы имели месячное денежное содержание ниже моего. Кроме того, эта сумма не облагалась налогом, равно как и все мое движимое и недвижимое имущество. Я также, в соответствии с распоряжением канцлера, не платил в своем баварском доме за электричество, воду, газ и был освобожден от уплаты всех муниципальных налогов. В совокупности все это давало мне экономию еще примерно на такую же сумму. В итоге получалось, что мое фактическое месячное денежное содержание составляло не менее 7000 марок, столько же, сколько получал Геринг за должность председателя рейхстага. Именно поэтому моя семья, моя мать, младшая сестра могли жить в достатке, не задумываясь, как большинство немцев, о куске хлеба и о завтрашнем дне.