Затем важно понять, к кому вы обращаетесь в поисках информации и хороших цитат. Как и во всех аспектах научной журналистики, работа со стволовыми клетками и клонированием требует сбалансированности интриги и привлекательности интересных героев от науки и докучной, но необходимой оценки их научной базы. Кого вы будете цитировать: в высшей степени харизматичного ученого, который занимается сомнительными исследованиями, или отличного исследователя, в каждой реплике которого куча профессиональных терминов, оговорок и ужасной грамматики? Я всегда стараюсь выбирать хорошую науку, но это означает, что вам придется еще как следует потрудиться, чтобы сделать ее понятной. А мелкие истории, на которые вы полагаетесь, должны быть не просто хорошими, но и отражающими строгие научные реалии.
Разговоры с экспертами, конечно, полезны, но гораздо полезнее слушать, как эксперты говорят друг с другом. Поэтому я люблю ходить на конференции и всегда читаю краткие отклики, опубликованные в научных журналах, где ставятся под сомнение данные или выводы опубликованной статьи.
В случае клонирования человека в том, как я отношусь к его перспективам, сыграли важную роль две конференции. В декабре 2001 г. на конференции по регенеративной медицине биолог Таня Доминко сделала весьма отрезвляющий доклад о своих безуспешных попытках клонирования приматов в Университете здравоохранения штата Орегон в Портленде. На экране одна за другой мелькали фотографии жутковатых, бесформенных и обреченных на смерть эмбрионов, а Доминко рассказывала о «фильме ужасов» – своих более чем 400 попытках клонировать обезьяну. После этой презентации никто не назвал бы клонирование человека простым или неизбежным. (Джина Колата из
Как быть с Долли и другими животными, кроме приматов, которых удалось «успешно» клонировать? Многие практики из этой области заявляют, что животные нормальные и здоровые, однако в августе 2001 г. Национальная академия наук провела семинар по клонированию в Вашингтоне, где стало понятно, что технологии пересадки ядра не только ужасно неэффективны, но и почти всегда создают у клонированного эмбриона генетические отклонения, обычно в виде геномного импринтинга. В результате почти все животные – в том числе, наверное, и Долли, у которой перед смертью в 2003 г. диагностировали преждевременный артрит – страдали генетическими дефектами, которые приводили либо к спонтанному прерыванию беременности, либо к серьезным проблемам развития.
Подспорьем, чтобы разобраться в подобных утверждениях, может стать опыт. Для одной из своих ранних книг об иммунотерапии рака, «Столпотворение в крови», я наблюдал за экспериментами, в которых проводились испытания потенциальных лекарств от рака на мышах, и я обратил внимание, что ученые часто говорили, что животные, получившие эти крайне токсичные препараты, «абсолютно нормальны» или что-то в этом духе. При испытаниях на людях эти лекарства часто вызывали серьезные побочные эффекты. Так что я придумал одно остроумное правило для работы с экспериментами на животных: пока мы не можем спросить у мыши или другого животного, как оно себя чувствует, ненаучно делать вывод, что с ним все хорошо. Мне кажется, это хорошее правило для всех экспериментов на животных, в том числе и для клонирования.
Такое внимание к научной стороне этического спора не случайно. Как я отмечал в своей книге об исследованиях стволовых клеток, «Продавцы бессмертия», если признать, что для работы со стволовыми клетками и клонирования этика слишком важна, чтобы оставлять ее на усмотрение ученых, то верно и то, что наука слишком важна, чтобы отдавать ее на откуп биоэтикам, политикам и экспертам в других областях. В любом спорном вопросе, где замешана наука, прежде чем давать слово сторонам спора, нужно разобраться с научной проблематикой.
Спор, само собой, порождают разногласия, и нужно выслушать мнение каждой стороны. Крайне важно передать, в чем суть спора, но не менее важно и не стать просто площадкой для недостойной риторики. Отсюда еще одно, несколько еретическое, наблюдение: сбалансированное освещение спора зачастую не так важно, как кажется.