В материалах о риске часто сравнивают то, что сравнивать нельзя, и бьют тревогу, не проводя четкого различия между индивидуальным и общественным риском. Для кого-то одного риск может быть относительно невелик, но он может стать проблемой для общества, если ему подвергается большое количество людей через зараженную пищу, воздух или воду. История 1989 г. с препаратом «Алар», или «Даминозидом», вероятным канцерогеном, который использовали при выращивании яблок, не делала разницы между двумя видами риска. Об этом говорили на всех углах, что посеяло панику среди родителей, которые бросились отнимать у детей яблоки и выливать в раковину яблочный сок, хотя индивидуальный риск для конкретного ребенка был крайне мал. СМИ упустили из виду неспособность государства принять меры против химиката, загрязнявшего популярный пищевой продукт и в долгосрочной перспективе создававшего недопустимый уровень риска для общества. И напротив, конкретный риск для здоровья может быть очень высок для небольшой группы, скажем, для тех, кто работает с асбестом, но представлять небольшую угрозу для всего общества.
Кто наиболее подвержен этому риску?
Нет нужды напоминать: чтобы человек был хоть сколько-нибудь подвержен риску, он должен попасть в его зону воздействия – на рабочем месте, в окружающей среде или благодаря каким-то своим поступкам, – и чем больше этого воздействия, тем выше риск. Но нередко заполошные заявления чиновников или активистов и заголовки в том же духе провоцируют общую истерику и тревогу, не достигая при этом тех, кому риск угрожает больше всего. При освещении проблемы ВИЧ и СПИДа часто подчеркивалось, что любой сексуально активный человек подвержен опасности заражения вирусом. Хотя теоретически это так, по-настоящему толковые материалы подчеркивали континуум риска, который выше всего для людей, практикующих незащищенный секс с партнерами из групп высокого риска, где ВИЧ уже распространен (например, с инъекционными наркоманами или геями, имеющими по несколько сексуальных партнеров, в определенных городах). Подчеркивая, какие именно социальные страты наиболее уязвимы (дети, пожилые люди или те, кто страдает какими-то заболеваниями), вы сможете донести информацию более прицельно.
В чем состоит потенциальная польза и для кого?
Слишком часто истории, посвященные рискам, заглушают потенциальную пользу, выплескивая ребенка вместе с водой. Журналисты не обязаны проводить анализ рисков и выгод, но установить соотношение пользы и риска с указанием, насколько точно это определено, будет полезным. В 2004 г. новости о том, что антидепрессанты могут повышать риск самоубийств у подростков, порой не показывали более широкий положительный аспект – а именно, что распространение антидепрессантов привело к существенному снижению числа суицидов среди молодых людей. Более сложные материалы объясняли неоднозначность сопоставления индивидуального риска и пользы и последствий для всего общества. В некоторых случаях пользу получают не те, кто подвержен риску. Заводские рабочие и те, кто живет поблизости, подвергаются большему риску, а выгоду получают потребители, приобретающие продукцию завода.
Что можно сделать с этим риском, если вообще можно, и кто должен это делать?
В материалах стоит указывать, что именно правительство или компании могут сделать для того, чтобы предотвратить или смягчить риск, и как сами люди могут от него защититься. Время – ключевой фактор. Некоторые риски идут из прошлого, когда ущерб уже нанесен. Другие требуют сложных превентивных или корректирующих действий от общества или частного сектора, а для этого нужно время и политический или юридический стимул. В этот момент перед людьми встает сложный выбор, как лучше действовать в отношении индивидуальных рисков, пока научной информации еще нет. Слово «профилактика» уже затерто, да и не всегда она возможна. Скажем, для рака молочной железы главный фактор риска – наследственность, контролировать которую невозможно. До недавнего времени единственной доступной мерой против этого риска был усиленный врачебный контроль. Однако быстрое развитие генетических исследований уже создает для нас новые возможности, которые изменят картину рисков онкологии и других болезней и поставят нас перед новыми этическими проблемами (которые послужат материалом для новых историй).