Полгода дороги к себе

– Терпел, терпел, а что в итоге? На родине разброд и шатание, воровство и разврат, алкоголизм и наркомания, вырождается, бл…дь, наш народ. Ширик! – заорал Миха, – подь сюды. Подбежал парень небольшого роста изможденный лет семнадцати с повадками дворняги. Он был наркоман и воевал, собственно, только за возможность колоться, отсюда его погоняло. Одетый в женскую плюшевую шубу, грязную футболку и старые треники, в каких-то грязно-желтого цвета стоптанных полусапогах, Ширик походил на беспризорника времен Гражданской войны, только пидорка на голове и калаш через плечо выдавали в нем нашего современника. Ширик подбежал к Михе, сел на корточки, на колени поперек положил калаш и, преданно заглядывая ему в глаза, застыл в ожидании команды.

– Вот смотри, – он обратился к Сдуху, – это Ширик. Ширик, смотри – это Сдух. Как мы втроем, допустим, сможем построить Русский мир, если двое не знают что это, а третий не может толком объяснить? Ширик, иди постреляй по хохлам.

Парень встал и засеменил к бане, за которой начиналось поле. За полем окопались укропы.

– Ширик, дурак! Я пошутил, ходь сюды, – прокричал Миха. Ширик с готовностью вернулся и снова сел на корточки.

– Ширик, ты разговаривать умеешь? – спросил Сдух.

– Ты че, ох…ел че ли? – поднимаясь и угрожающе перекладывая калаш из левой руки в правую, проговорил Ширик. – Я тебя щас нах…й, закопаю, с…ка, понял, нет! – заорал он на Сдуха.

– Тихо, Ширик, сиди, – сказал ему Миха и обратился к Сдуху: вот видишь все у нас есть: и боевые подразделения и командиры, а идеологии, бл…дь, нет. Была вера, что что-то хорошее здесь отстроим, а теперь – нет. Плохо, брат, плохо. Я тут давеча в столицу нашей самопровозглашенной ездил, бл…дь, какие там боевые пидарасы сидят. Х…й проссышь, чего там у них делается, нет есть, конечно у них и нормальные мужики, но по большей части все какие-то мутные. Я им говорю: “Надо бы в наш поселок бабкам и дедам гуманитарки подбросить, подыхают с голоду ведь”, а они мне говорят: “Сам корми, у нас, бл…дь, целый город голодных”. Нет, я понимаю, что эти бабки и деды им нах…й не усрались, но а за кого мы, в натуре, нах…й, тут бьемся? Я же, бл…дь, тут нескольких хороших ребят потерял. Один, Вовкой звали, бабу Зину из под обстрела уводил, она из церквы шла, а тут, бл…дь, минометный обстрел, он ее уже довел почти до безопасного места, а тут рядом мина разорвалась, бабульке ничего, а его, нах…й, насмерть посекло. Ху..во же им, этим старикам, а они там в столице, с…ка, мне, типа, иди на х…й, у нас тут свои большие дела. Знаю какие у них дела – гуманитарку пи…дить. Я аж ох..ел от такого беспредела, ладно там в Великую Отечественную, регулярная армия и все такое, надо было беспрекословно подчиняться и выполнять приказ командира, но я же, бл…дь, доброволец, я, кроме того чтобы сдохнуть, могу еще встать и уехать, послать все это на х…й, но я же этого не делаю. Я за права людей, которые здесь живут, воюю, а они же меня на х…й посылают. Это вообще как? Вот скажи мне, Сдух, за че я тут, бл…дь, головой своей рискую?

– Не везде пока еще у нас все хорошо, есть некоторые сложные моменты, связанные с некачественным людским материалом, но это ничего, это мы со временем изменим, – сказал Сдух убежденно.

– Ну, ты прямо как фашист из наших старых фильмов говоришь: людской материал, бл…дь. Или как комиссар, все про светлую жизнь, которая еще только будет неизвестно когда. Комиссары же тоже хотели весь мир, бл…дь, спасти через наш пример. И весь мир рабочих и рабов сделать хозяевами, а че получилось? Тогда светлое коммунистическое будущее все строили, а мы Русский ковчег? А что в нас такого особенного, чего нет у других?

– Духовность, – уверенно произнес Сдух.

– И что это за духовность такая особенная? – Миха сплюнул и выматерился на этот раз длинно и витиевато. – Вот какой такой духовной жизнью живет Ширик? – все вокруг дружно заржали. – Или, скажем, я, например? Работал на стройке прорабом, ханыг своих пи…дил, материалы пи..дил, баб еб…л и водку жрал. Но все это я делал, как ты говоришь, бл…дь, с духовностью, поскольку делал это с осознанием глубины собственного падения. Остальные, что здесь, примерно тоже самое делали. Я тебе так скажу: жили мы как предки наши жили, по пословице “где родился, там и сгодился”. За богатством не гнались. Спи..дить у государства родного немного – это нормально, больше нельзя: лениво и опасно, а по-маленьку в самый раз. Я, думаешь, сюда зачем приехал воевать? У нас в городе работы не стало – я запил. Потом по телеку показывают, что здесь, бл…дь, война началась. Ну, я прикинул х…й к носу и понял, что в родном городе мне ничего не светит, а здесь, может быть как-нибудь и подфартит и за наших воевать буду против укрофашистов, доброе дело опять же, – он открыл фляжку, зажмурился, отхлебнул из нее, смахнул выступившую слезу, протянул фляжку мне, закурил.