С Танькой и Серегой мы познакомились, когда у нас родилась первая доченька Саша. Натка, как водится, гуляла с коляской во дворе и там познакомилась с такими же мамашками. У Петровых тогда тоже родился первенец – Глебка. Разница у них была в два месяца. Вот Натка и Танька на почве общих интересов и сошлись. Мы стали дружить семьями. То мы к Петровым, то они к нам. Серега владел бизнесом по оптовой торговле сантехникой, который ему организовал Танькин отец. Бизнес развивался неплохо, пока не случился кризис. Но до кризиса Петровы успели построить две квартиры, большую дачу, поменять с десяток машин и объездить пол-Европы. Серега был вяловатым, но хорошо считал, и у него в общем-то получалось управлять своей небольшой конторой, а Таньке командовать Серегой. У них, как и у всех, случались периодически семейные кризисы, свидетелями которых мы являлись. Все происходило на наших глазах. Мы были соседями, пока Петровы не переехали в новую квартиру, которую они купили после рождения дочери. Даже после переезда мы остались лучшими друзьями и очень часто проводили время вместе. В мое отсутствие они здорово помогали Натке.
– Серега! – закричала Танька, – вставай, тут черт знает что происходит, а ты спишь! Нет, а вы что реально решили, что Славка пойдет на войну на эту? – Танька смотрела на нас, как будто первый раз видела. – Вы правда ненормальные? Бог, как говорится, миловал, а вы опять судьбу испытывать? Ребята, я, конечно, ненормальных видела, но таких больных на всю голову в первый раз встречаю. Наташка, нет, ты правда Славку сама туда посылаешь? Нет, слушайте, надо выпить, рано еще, конечно, но причина, как говорится, уважительная. Серега, вставай, тебе жена первый и последний раз в жизни с утра наливает.
На кухню зашел больной Серега. Он всегда сильно болел с похмелья, но это никогда не останавливало его накануне. Видимо, вчера он опять просидел уже один допоздна, пока Танька не увела его спать.
– Чего ты разоралась так?
– На, пей, – сказала Танька и налила ему полный бокал вина.
– Блин, меня и так тошнит, а ты еще вина наливаешь. Не хочу, что я алкаш что ли, – простонал он.
– Тогда слушай: сегодня началась война с Украиной.
Серегины глаза округлились, он весь покрылся испариной и почти протрезвел.
– Гоните вы все, не может такого быть, – еще цепляясь за призрачную надежду, что если он не согласится вслух с этой страшной новостью, то, может быть, она и не случится в реальности.
– Ниче мы не гоним, смотри, – и она включила первый канал. Из телевизора неслись слова: "мобилизация", "фашисты", "Украина", "президент и верховный главнокомандующий", "взять в две недели Киев", "война на месяц".
– Пи…дец, приехали, – проговорил Серега, одним махом осушил бокал и плюхнулся в кресло. – Это что же с бизнесом будет? Все договоры нах…й, накрылись медным тазом теперь? Я так долго выбивал эти договоры, на такие условия пошел, на какие раньше в жизни бы не согласился, там одних откатов половина, я же их уже отдал с авансов, а закупку сделал на свои, с поставщиками уже рассчитался, думал окончательным расчетом перекрыться. А теперь что выходит все, никаких расчетов, война все спишет? Я же, бл…дь, в жопе теперь! Танька, налей еще вина.
– Сережа, это правда? – очень серьезно спросила Танька. – Ты заплатил уже поставщикам? Ты чего, дурак совсем?
– Сама дура, они отказывались отгружать, что я мог сделать?
– Бл…дь, придурок ты, Сережа, совсем что ли?
Тут на кухню прибежали дети и начали галдеть и просить, чтобы им дали поесть.
– Ну, папа твой поможет, что теперь поделать, – примирительно проговорил Серега. – Че теперь-то, не я же эту гребаную войну придумал.
– Папа поможет, конечно, что ему остается делать, если зять такой тупой, – сказала Танька и пошла варить детям кашу.
Серега предложил мне вина, но я отказался. Он налил себе еще бокал и выпил его маленькими глоточками, как лекарство. Ему было плохо.
– Тань, мы наверное поедем. Что-то уже ничего не хочется, – сказала Натка и тяжело вздохнула.
– Да ладно тебе, мы уже закончили семейные сцены. До вечера побудьте – вместе легче. Сегодня все равно никого никуда не призовут, а я Димке позвоню, договорюсь. Завтра Серегу отправлю за справками, что он по слабоумию никуда не годится. Только мне он и нужен, дуре такой. Так мне и надо, – и Танька, уже захмелевшая, начала плакать. Серега подлил себе еще немного вина и, насупившись, уставился в телевизор. Я вышел на террасу и сел в кресло-качалку. Через открытое окно были слышны негромкие Танькины всхлипывания.
– Чего ты плачешь? – спросила Натка, – он же с тобой останется, никуда не денется.
– Ты думаешь дураки никому не нужны? Еще как нужны. Вот уведет какая-нибудь молодая сука и останусь я одна с двумя детьми.
– Я же не идиот, понимаю с чьей руки ем, че ты, дура, истеришь опять.
– Правильно, если вздумаешь уйти, то голым уйдешь!
– Наташ, скажи ты ей, чтобы прекратила уже. Сейчас уже дети испугаются.
– Все-все, закончила уже, – проговорила Танька. – Дети, идите кушать, каша стынет. С визгами и толкотней четыре маленьких человечка уселись за стол завтракать.