Полгода дороги к себе

– Германия тоже цивилизованная страна была, когда на нас в 41 напала. Генерал Власов на их сторону перешел. Многие “белые” за них воевали. Ведь как они считали: пусть не собственная власть, а немецкая, но они научат нас жить, работать. Упорядочат наш вечный бардак, и все будет хорошо. Ты вспомни, как нам бабки в нашей деревне рассказывали, что пока партизаны не начали устраивать акции, все было хорошо. Солдаты детей угощали шоколадом, у деревенских по-честному покупали или меняли продукты. И это в псковской глубинке, где некому было жаловаться на притеснения. Это потом все изменилось, когда они поняли, что многие русские не хотят жить под властью Германии и при первой возможности убивают оккупантов. Наполеон сгорел на том же. Нас не могут понять на Западе, потому что мы, живя в, по сути, феодальном обществе, отсталом и даже теперь в каком-то кастовом, не соглашаемся на внешнее управление, которое нас выведет из этого дремучего состояния. И знаешь почему? Потому что мы жили под татаро-монгольским игом несколько веков, где у нас не было никаких прав, и мы за это право жить свободными на своей земле отдали очень много жизней. Это на генетическом уровне заложено,  также как я от матери переняла привычку хранить сковородки в духовке. Сначала русская печь, теперь духовка. И пока большинство русских женщин будет хранить сковородки в духовках, а мужчины снимать шапку, садясь за стол есть, и делать еще много всяких неотрефлексированных вещей, о которых мы не задумываемся, мы будем хранить свою "русскую душу". Вот так, – улыбнувшись сказала Натка, – а ты – наш папка, и ты любишь котлеты, и никогда не ешь в шапке.

– Особенно в шапке-ушанке… Может ты и права, – я прихлопнул на щеке комара и подумал, что Натка мне дана авансом, за какие-то будущие заслуги, потому что мне всегда было не только интересно с ней разговаривать, а в семейной жизни это очень и очень важно, но она направляла и давала силы. – После Наполеона были декабристы, правда бестолочи рыцерственные, которых обманули и расстреляли, и в течение 15 лет после Великой Отечественной тоже делались попытки ослабить узду, но все безуспешно, наша телега возвращалась опять в свою колею.

– Чего делаете? – спросила заспанная Танька. – Чаю хочу, умираю. Серега, гад, еще дрыхнет, а меня дети разбудили.

– Сейчас получится, – убежденно сказала Натка. – Только надо дожить, оставить за собой право выбирать, а потом изменить, – она повернулась к Таньке и вопросительно посмотрела на нее.

– Вы чего не реагируете? Доживать они собираются до чего-то, – обиженно сказала Танька и села за стол с кружкой крепкого чая.

– Война, Тань, началась – сказала Натка.

– Че за бред? Наташ, ты вчера сильно перебрала? Таким вообще не шутят, – Танька, жестко посмотрела на нас.

– Таким не шутят, я, знаешь ли, в курсе – сказал я и начал перещелкивать каналы в поиске новостей. Наткнулся на местные новости и оставил. В региональных новостях говорили менее сдержанно по сравнению с федеральными каналами. Говорили о фашистской киевской хунте, о нашем отпоре и скором взятии Киева.

– Ребята, это что за бред? Этого не может быть!

– Почему не может? – спросил я. – Вот я же вернулся с войны. Там война идет в полный рост. Обстрелы, атаки, трупы. Люди теряют своих близких, квартиры, дома, то что нажито долгими годами тяжелого труда. Они теряют здоровье и им негде взять еду. Некоторые голодают и умирают от того, что им никто не оказывает медицинской помощи. Теперь это все будет и у нас.

– Слушай, хватит уже вещять, – раздраженно сказала Танька, – я это все по телевизору видела, что нам-то теперь делать?

– Мы тут посовещались и решили – воевать.

– Хватит чушь молоть, если тебе, Славка, надоело жить и негде было работать, и плевать тебе на Наташку и дочек, то ты пошел добровольцем на эту долбаную войну, но сейчас все по-серьезному. Я Серегу никуда не отпущу. Нет уж, я его никуда не отпущу. – Еще раз повторила Танька, как бы ставя точку в своем внутреннем  коротком споре. – Идите вы все в задницу со своей Родиной. Для моей семьи я – родина-мать, и не хрен тут сопли развозить. Мне никто, слышите, никто не угрожает. Идите, воюйте, если вам терять нечего, а Серега никуда не пойдет. Так, надо срочно медицинскую справку делать о Серегиной тяжелой болезни. Наташ, – Танька, просительно посмотрела на нее, – ты сможешь Сереге сделать справку, что бы его на войну не взяли?

–Тань, ты вообще думаешь, что говоришь? О чем, о том, что он недавно перенес свинку?

– Блин, точно. Ну у тебя же есть знакомые доктора там по желудку, мозгам или по чему-нибудь другому жизненно важному?

– Есть. Но тебе лучше сейчас позвонить Димке, мужу Ольги, он работает в медкомиссии нашего военкомата. Я думаю, он все устроит, даже денег не возьмет.