Полгода дороги к себе

– Работы нет, вот у Светки муж уже год не может найти работу, – Натка смотрела на меня любящими глазами. Она была в одном халатике, и ей это очень шло. Я смотрел на нее и радовался, какая она маленькая у меня и хрупкая, красивая. Хрупкая, но сильная, я со своей войнушкой совсем забыл о том, что женщине в доме без мужа очень плохо. Забыл. Но мужчине дома, пусть с любимой женой, но без дела невозможно совсем. Мужчина от этого портится и приходит в негодность. От него начинает пахнуть вином и чужими женщинами, потом просто перегаром, потом он умирает, и его хоронят. Это вечная проблема общежития мужчины и женщины. Женщине нужен мужчина и дом, мужчине – дело и женщина. Именно в такой очередности.

– И что Василий так и не нашел работу, – удивился я?

– Нет, представляешь.

– Временную работу тоже не может найти?

– Не знаю, по-моему, он и не искал временную.

– И что так и сидит дома?

– Да. Светка ругается, но сделать ничего не может. Правда он не сильно пьет. Так, выпивает, но не серьезно. – Натка встала и пошла крошить салатик. – Тебе вот тоже надо искать работу.

– Я ее до того три месяца не мог найти, думаешь сейчас получится, когда на дворе вообще непонятно что происходит? Нет, я конечно буду, но что-то мне подсказывает, что это напрасный труд – искать сегодня работу.

– Слава, а на что нам дальше жить? Запасы заканчиваются, девчонки растут, их одевать надо, девочки все-таки.

– Мне надо подумать. Ладно, это после, иди ко мне.

Вечером я сходил за дочками, и мы всей семьей славно и весело поужинали.

Следующим утром я сходил в церковь и поставил свечку за упокой душ наших погибших ребят. Потом позвонил паре приятелей и спросил, нет ли у них работы для меня. Работы не было. В интернете мое резюме просматривалось трижды, но приглашений на собеседование не последовало. Часы показывали около двух дня, я зашел в какую-то кафешку, которую содержали то ли азербайджанцы, то ли таджики. Не очень чистая обстановка компенсировалась дешевизной еды. Мне было все равно, за три последних месяца я вообще иногда оставался без горячего питания, ел тушенку из банки ножом или грязной ложкой, но для города здесь было неопрятно. Я заказал себе харчо из баранины, селедку с картошкой, двести водки и две рюмки. Налил в рюмки водку, на одну положил кусок хлеба. Выпил, помянул ребят.

– Заказывать будешь еще? – ко мне подошел парень официант лет двадцати.

– Пока нет. Зачем спрашиваешь?

– Друга ждешь, лучше рано заказать ему покушать, пока приготовим. Что бы пришел и покушал.

– Это я не друга жду, а поминаю своих погибших друзей, у нас, русских, есть такая традиция. Рюмкой водки и хлебом. Понял?

– Ишь че, нет не знал. Извини, друг, – он пошел к стойке и украдкой кивая в мою сторону стал что-то по-своему объяснять женщине-кассиру.

Я выпил еще рюмку, и закусил селедкой. Селедка была отвратительная, эти среднеазиаты совсем не понимают толк в соленой рыбе, вот харчо оказалось вкусным. Потом я заказал еще двести водки.

– Твой друзья где погибли? – спросил меня снова подошедший офциант.

– Тебе не все равно?

– Нет, зачем? Не все равно. На Донбасс, да? – я кивнул. – Да, там эти из «град» как людей убивают, по телевизор все говорят. Украина – шайтаны.

– Они, конечно убивают и мы убиваем, но беда в том, что их обманули – сказали им что мы во всем виноваты, нас обманывают – говорят, что хохлы с ума сошли и все стали фашистами.

– Ну, они фашисты, людей убивают.

– Тебя как зовут?

– Акмал.

– Откуда ты?

– Кыргызстан.

– Так вот, Акмал. Ты здесь как оказался?

– Приехал работать.

– Почему?

– Дома работы не был. Здесь работа есть, деньги есть.

– А почему у тебя дома нет работы?

– Все кончился, завод, колхоз – все кончился. У меня папа на железной дороге работал, сейчас все плохо. Стройка нет, работа нет.

– Знаешь почему у тебя и таких как ты работы нет? Потому что вам сказали, что русские плохие, ваш хлеб едят, грабят. Вы их выгнали.

– Зачем? Я не гонял, я маленький совсем был. Выгнали, ошибка получился.

– Ты не выгонял, а твой отец выгонял. Теперь он без работы, а ты сюда должен ехать работать, непонятно где жить и что есть, вместо того, чтобы учиться или работать на заводе, или в колхозе у себя на родине. Вот и нас сейчас с Украиной стравливают, они там тоже думают: “Русских выгоним и заживем хорошо, потому как от русских все беды”. А беда не в русских и не в таджиках.

– Узбеки, плохой народ.

– Ладно, короче, война – это плохо. Иди, я хочу один побыть, – парень кивнул и отошел к стойке, и опять начал что-то говорить женщине.

Когда я вышел из забегаловки на меня с плаката внезапно посмотрел наш президент. "Я за тебя не голосовал", – сказал я его подтянутому лицу, плюнул и, развернувшись, пошагал в сторону парка. Там были лавочки и можно было спокойно посидеть. Я еще часа два походил, потом пошел за девчонками в садик.

Дома Натка уже варила-парила-жарила.

– Слав, нас на все выходные позвали к себе на дачу Петровы. Поедем? – прокричала она с кухни как только мы вошли.

– Поедем, у них хорошо.

– Да, девчонки хотя бы с их Глебкой и Леночкой поиграют. Клубники поедят.

– А что, сейчас еще клубника не отошла?