Полгода из жизни капитана Карсавина

Дорогие Лиля и Зина! 28-го получил вашу открытку и обрадовался ей чрезвычайно… Письма на фронте очень помогают, и радуешься им несказанно, как празднику…» О своих воинских делах — сдержанно, скромно: «Вхожу в боевые будни». И тут же с нескрываемым волнением о пережитом: «Кстати, мертвых я видел первый раз в жизни: до сих пор я отказывался смотреть на покойников, включая и М. И. (Марина Ивановна Цветаева. — С. Г.). А теперь столкнулся со смертью вплотную. Она страшна и безобразна: опасность — повсюду, но каждый надеется, что его не убьет. Хожу уже с немецкими трофеями: большой нож-штык и кружка, ложка. Идем на запад, и предстоят тяжелые бои, так как немцы очень зловредны, хитры и упорны. Но я полагаю, что смерть меня минует, а что ранят, так это очень возможно…»

Оперативная сводка Совинформбюро от 3 июля 1944 года сообщала: «Юго-западнее города Полоцк войска 1-го Прибалтийского фронта, продолжая развивать наступление, овладели районными центрами Вилейской области городом Глубокое, городом Докшицы, а также с боями заняли более 400 других населенных пунктов». 437-й стрелковый полк в этих боях, форсировав Западную Двину, отбросил врага на 56 километров и вышел в район деревни Казимировна.

Как-то удалось Георгию, то ли на привале после перехода, то ли перед самым боем, присесть за письмо.

«Дорогие Лиля и Зина! Довольно давно вам не писал…» Торопливо бежали строки. Видно, действительно очень долгими показались солдату какие-то четверо суток — от письма до письма.

«Это объясняется тем, что в последнее время мы только и делаем, что движемся, движемся, движемся, почти безостановочно идем на запад: за два дня мы прошли свыше 130 км (пешком)! И на привалах лишь спишь, чтобы смочь идти дальше. Теперь вот уже некоторое время, как я веду жизнь простого солдата, разделяя все ее тяготы и трудности. История повторяется: Ж. Ромэн, и Дюамель, и Селин тоже были простыми солдатами, и это меня подбодряет!..

Жалко, что я не был в Москве на юбилеях Римского-Корсакова и Чехова!

Пишите. Привет. Преданный вам Мур».

Нет, не повторял солдат хода истории. Он сам был одним из тех, кто ее творил.

7 июля 1944 года подразделения 437-го стрелкового полка в 12 часов 30 минут выйдут на рубеж населенных пунктов Кочерги — Друйск.

«Нашей роте было приказано овладеть небольшой, но очень выгодной для немцев высоткой перед деревней Друйка, — расскажет потом командир взвода Храмцевич. — Я хорошо помню этот бой. Оборона наша перед наступлением находилась в редком кустарнике, и когда мы пошли в атаку, после артподготовки, то думали, что легко возьмем деревню. Но надежды наши не оправдались. Немцы с высотки встретили нас плотным пулеметным и автоматным огнем. Мы залегли кто где мог: в воронках от снарядов, в любом углублении. Два раза опять поднимались в атаку — и снова залегали, пробежав несколько метров вперед… Третья атака нам удалась с помощью соседей. Так была взята деревня Друйка. Раненых отправили в 183-й медсанбат».

Майор запаса М. Долгов уточнит, что медсанбат находился в лесу, километрах в четырех-пяти от деревни Друйка. Это сюда в тот день двенадцать раненых доставит с поля боя санитарка санвзвода старший сержант Вера Бородач, двенадцать раненых — Екатерина Матвеева, восемь — санитар-носильщик медсанроты Андрей Беляев, семь — Елена Никитина. Всех раненых занесут в книгу учета полка. Появится в этой книге и такая строка: «Красноармеец Георгий Эфрон убыл в медсанбат по ранению. 7.7.44 г.»

С нескрываемым волнением встретила это сообщение о брате Ариадна Сергеевна. Единственная строка архивного документа оказалась ей дороже сотен бумаг всего двухлетнего поиска.

…Мы долго говорили о Георгии, делали различные предположения о последних днях его жизни. Если солдата с передовой отправляли в тыловой госпиталь, где-то же хранятся документы этого прохождения, передвижения. Не исключено, что и кто-то из раненых, попавших в июле сорок четвертого в 183-й медсанбат, помнит бойца, лежавшего рядом.

После ожесточенных боев полк оставлял за собой могилы, все они учтены. На каждую вычерчены кроки с указанием точного места захоронения погибшего воина. Все-таки был уже не 1941 год… Вот деревни, где росли могильные холмики 437-го стрелкового: Поддубье, Заборье, Коковщина, Орловка, Еленцы, Бертовщизна, Гороватка… Свои кладбища оставляли за собой и медсанбаты. О раненых и убитых из полка поступали сведения в дивизию. Тщательно проверяли документацию по захоронениям начальник отдела полевого управления армии майор Пешков, старший лейтенант Шариков. Не бесследно уходили из жизни солдаты…

Во все сельсоветы, дорогами которых в первой половине июля 1944 года прошел 437-й полк, ко всем попавшим в те дни в 183-й медсанбат, чьи адреса удалось установить, я уже отправил запросы о Георгии. Почему-то верил — что-то прояснится еще. Ариадна Сергеевна своих сомнений вслух не выражала, а в тот вечер, прочитав выписку на красноармейца Эфрона из книги учета полка, грустно сказала:

— Одного этого — так много!