Полгода из жизни капитана Карсавина

Пишите, как дела у вас. Достали ли сетки на дом, построили ли убежище? За почерк извините — спешу на аэродром. Володя».

Спустя десять дней.

«29 августа 1941 года.

Здравствуйте, мама и все!

Случайно нашлось время написать вам письмо. Кажется, теперь я настоящий курсант школы: на счету каждая минута. Подъем в 6 часов утра. Зарядка без маек, закаляемся. Потом строем в столовую. Затем теория, разбор полетов с инструктором. После обеда — на аэродром. У меня уже 25 полетов на УТ-2. Сам взлетаю, сам выполняю посадку. Дней через пять вылечу самостоятельно. На аэродроме находимся до 9 часов. Придем — помоемся, поужинаем, вечерняя поверка — и спать. Как видите, свободного времени совсем нет. У нас здесь все по-походному! Спим прямо на досках с матрасами — без кроватей.

Мама, если можно, пришли одеколон и еще свечек — штук пять, — а то у нас часто нет света. А Лешке скажи, чтобы он написал мне адрес Эли. Ну все. До свидания. Володя».

До позднего вечера не покидали классов учебно-летного отдела и самолетных стоянок преподаватели, инструкторы и курсанты Качинской школы. Курс молодого бойца, теоретическую подготовку, полеты — все постигали будущие летчики-истребители одновременно. Фронт требовал людей. Нужны были пилоты, да не просто умеющие летать, а умеющие и драться с опытным коварным врагом. И в программу летного обучения командование школы вводит дополнительно сложный пилотаж, групповой воздушный бой парами, увеличивает количество полетов для отработки приемов ведения воздушного боя.

Вывозную программу на самолете УТ-2 Володя усваивал легко. Инструктор Каюк поговаривал уже о самостоятельном вылете курсанта Владимира Микояна, а вот курсант Ткаченко беспокоил лейтенанта: то у него при разворотах на указателе поворота и скольжения шарик из центра выходит, а это плохо: значит, еще не чувствует самолета; то вдруг заявит, что землю, мол, не видит — выравнивает машину высоко.

Ткаченко больно переживал ошибки и как-то поделился своим сомнением с товарищем:

— Видно, не получится из меня летчик. Туго дело идет — фитиль сырой…

Володя искренне возмутился:

— Ты что раскис! Ведь уже летал в аэроклубе! А инструктор ругает для профилактики, чтобы скорей усваивал. Мне ведь тоже достается.

— Да знаешь, я изо всех сил стараюсь, — сокрушался Ткаченко. — А шарик этот плывет и плывет в угол! А еще эта земля… Как же я ее не вижу — слепой, что ли? Не везет мне…

— Повезет, Коля. Не горюй! Я вот учился до войны в кавалерийской школе. Была, значит, у меня прекрасная лошадь по кличке Ласточка. Любил я ее, и она за мной по пятам ходила. В летних лагерях устроили мы как-то соревнования, «конкур-иппик» — это преодоление группы препятствий. Самое трудное было взять канаву с водой шириною более двух метров, перед которой еще и барьер стоял. Ну, понятно, я старался. Закинулся один раз — лошадь не пошла на препятствие. Потом второй — Ласточка моя дрожит, мне тоже что-то не по себе стало. А знаю: не одолеешь препятствие — потом и конь будет бояться, да и сам… Тогда, помню, подходит ко мне Елизар Львович Левин, наш тренер, и говорит: «Володенька, а ты не старайся. Стараться потом будешь, когда выучишься. А сейчас не торопясь, спокойно работай. Оно и пойдет». С третьего раза я взял ту канаву. А урок на всю жизнь запомнился. Может, и ты сейчас свой «конкур-иппик» берешь? — Володя задумался, достал из кармана гимнастерки сложенный пополам и уже изрядно потертый по краям конверт. На почтовом штемпеле сохранилась дата: март 1940 года. — Вот, Коля, посмотри: это письмо от моего товарища Артема Сергеева. Писал до войны, но будто чувствовал, что нам предстоит вскоре. Ему сейчас, кажется, тоже нелегко…

«Здравствуйте все! — обращался в письме Артем. — То есть Степа, Володя, Леша, Вано и Серго. Как идут у вас дела? Я по-прежнему в артучилище. Сижу да дрожу, как бы не получить по какому-нибудь немецкому «пару». Врагов товарищи мои в финскую войну всех перебили, а я родился с небольшим запозданием и не поспел. Но не унываю. Думаю, и мне достанется взять какого-нибудь лорда в «вилочку» и перейти на поражение на серединном прицеле… Учитесь лучше, чтобы потом бить врага умело и беспощадно».

Недолго пришлось ждать дня встречи с врагом и Артему, и Степану, и Володе.

На десятый день войны у реки Березина командир батареи лейтенант Сергеев вступил в неравный бой с танковой лавиной немцев. Четыре орудия, сто шестьдесят снарядов и сто шесть бойцов в распоряжении лейтенанта.

Расстреляв все снаряды, артиллеристы под огнем достали с поля боя еще тысячу штук. Тогда на помощь танкам враг бросил авиацию. Надрывно стонали моторы, лязгал металл, от взрывов дыбилась земля. В живых вместе с Артемом Сергеевым осталось всего семь человек. Но батарея стояла. Свою задачу она выполнила с честью. Двадцать четыре гитлеровских танка горело на подступах к Березине.