Полгода из жизни капитана Карсавина

Теплые и ласковые письма писала Ашхен сыновьям. Данге намеком не желая огорчить их, она почти всегда сообщала, что все в семье живы-здоровы, что Вано и Серго растут хорошо, что за старшего у братьев теперь Алеша. Правда, и этот втайне норовит удрать в летное училище, но какой еще из него, мальчишки, летчик!..

ЛЮБОВЬ

Приближался новый, тысяча девятьсот сорок второй год. Каким он будет, что принесет, Володя не загадывал. По субботам после бани курсантам летной школы устраивали танцы или кино. Все шли в клуб с песней, и вместе со всеми Володя бойко напевал:

Там, где пехота не пройдет,
Где бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк не проползет,
Там пролетит стальная птица…

Особо лихо подхватывали молодые голоса озорной припев:

Прощай, Маруся дорогая,
Я не забуду твои ласки.
И может быть, в последний раз
Смотрю я в голубые глазки.

В один из таких свободных дней, аккуратно подтянутый, в начищенных до блеска сапогах, Володя шел с увольнительной запиской в кармане в соседнюю деревушку, и по дороге его нагнали скрипучие крестьянские розвальни.

— Садись, солдатик, подвезу! — бойко окликнул кто-то.

Володя с разбегу кинулся в кучу душистого сена, решительно взял из рук возницы вожжи и закрутил ими над головой.

Из большого овчинного тулупа послышался строгий голос:

— Не загони в сугроб, служивый. Горяч больно!

Тут Володя рассмотрел румяную с мороза девушку: белой изморозью опушен платок вокруг лица, светлая, как лен, прядь волос. Он споткнулся о ее взгляд и на мгновение растерялся. Девушка снисходительно улыбнулась. Тогда Володе захотелось рассказать ей, что рысаками-то он и поноровистей управлял. Но слова куда-то пропали. Смущенный, он посмотрел на незнакомку в тулупе и только проговорил:

— А меня, между прочим, Володей зовут…

Весело бежали по укатанному снегу сани. Рождественский морозец щипал раскрасневшиеся щеки, уши. Всякий раз, когда молодые люди встречались взглядами, оба вдруг начинали беспричинно улыбаться.

Вскоре Володя уже знал, что девушку зовут Ниной, что учится она в десятом классе. В этом местечке поселилась с матерью совсем недавно — родной город взяли немцы. А отец ее на фронте. Вспомнив отца, Пика погрустнела.

— Не горюй, — стараясь как-то ободрить ее, сказал Володя, — наши войска уже наступают. Немцев от Москвы отбросили, теперь нашу армию не остановить никаким силам.

— А тебе не страшно летать? — спросила вдруг Нина.

— Не страшно, — ответил Володя и повторил вычитанное где-то: — «Инстинкт сохранения жизни, инстинкт страха бессилен, когда человек свято верует, когда инстинкту противостоит убежденность, а страху — мужество преодоления…»

За разговором незаметно доехали до поселка. Вдвоем быстро распрягли лошадь, задали ей сена, и девушка пригласила Володю к себе в избу.

В сенях, размотав платок, она сбросила большой, не по росту, тулуп. Володя подхватил его, повесил рядом с ним свою шинель, посмотрел, как они висят рядом.

— Что же ты стоишь? Проходи. — Мягко ступая по половицам разношенными валенками, Нина направилась к печи и набросала в тлеющие угольки картофелины.

Разговаривать с Ниной оказалось легко и просто. Володя вспомнил свои тренировки в манеже, увлеченно рассказывал Нине о своей Ласточке:

— Ты смотрела фильм «Степан Разин»? Мы с Ласточкой снимались в нем. Роль была, конечно, не самой главной. Проскочишь перед кинокамерой, выстрелишь холостым патроном куда попало — и гони дальше.

Володя вспоминал свои забавные приключения, и сам громко смеялся над ними.

— Представляешь, однажды в Большом театре готовился спектакль «Тихий Дон». Для полноты впечатления режиссер потребовал на сцену настоящих лошадей. И вот с Серегой Масловым двинулись мы в театр верхом на конях, гордые и торжественные, словно на коронации.

Володя подробно припоминал, как на сцене им приказали завести лошадей в раскрашенный тряпочный окоп, как вовсю старались там расшевелить животных, чтобы зрители не сомневались: лошади самые что ни на есть настоящие.

— Пока шел эпизод с дракой казаков у мельницы, моя Ласточка и гривой трясла, и головой во все стороны мотала. А когда сцена сменилась, артисты нас и наших лошадей закормили конфетами…

Нина слушала Володины рассказы, вместе с ним звонко смеялась, закидывая голову назад, и тогда в черных больших глазах ее отражались печные огоньки.

— А с кем ты за партой сидишь? — спросила вдруг она.

Володя на минуту замолчал. Потом улыбнулся неожиданному вопросу, шутливо ответил:

— Знаешь, меня пересадили недавно. Сейчас со мной рядом две пушки. А полгода назад, в девятом классе, сидел с Юркой Ильиным…

Нина заглянула в его грустные глаза, бесцеремонно провела пальцем по губам и подбородку:

— Ну что ты пригорюнился? Любишь печеную картошку? Я ужасно люблю!

Они сидели перед печкой, макали картошку в соль, и тишина окутывала их — словно весь мир вымер.