Незначительные вариации в репрезентации польского характера в работах двух ученых: польского патриота, писавшего только о славянах (В. Мацеёвского), и немецкого историка на русской службе, характеризовавшего поляков (Ф. Смита), являются бесспорным доказательством того, что представление о польской веселости – «славянского происхождения». Качества, указанные как типичные польские особенности нрава, демонстрируют постоянство и устойчивость при различии оценок и установок, т. е. являются стереотипными. Противопоставление рационального / чувственного явно соотносится с элементами оппозиции цивилизованность / нецивилизованость и еще точнее – европейцы / славяне. Данные важные соответствия призваны также аргументировать цивилизационную классификацию и иерархию народов.
Эти два сочинения – при всем их кажущемся несходстве – можно считать воплощением существовавших в европейской историографии стереотипных воззрений на особенности польского характера. Оба сочинения были переведены на русский и хорошо известны в России. Несмотря на разноречивые отклики, ссылки на них встречаются почти во всех научных (исторических, философских и др.) работах о Польше и поляках второй половины XIX столетия. Именно эти книги, не являвшиеся оригинальными с точки зрения содержащихся в них теорий, но включившие все наиболее характерные точки зрения (в том числе и автостереотипные), оказали влияние на учебную и научно-популярную литературу данного периода.
Польский автостереотип в европейской и российской науке.
Славяноведение 1830-60-х гг. весьма активно оперировало представлениями о существовании общеславянских племенных черт и их национально-этнических разновидностей. Набор характерных польских свойств был усвоен и воспроизводился без изменений (с уже указанными вариациями в оценках) иностранными учеными и публицистами – в частности, во французской и немецкой историографии[999]. Разночтения касались лишь вопроса о том, «были ли это привитые воспитанием нравы или нечто такое, что находится в крови народа»[1000]. Реконструируя этнические качества по материалам историописаний, фольклора, литературы и законодательств, прибегая к достижениям специальных дисциплин – антропологии, археологии, этнографии, – ученые не ставили под сомнение принципы их обнаружения: историческую преемственность и внешние сферы проявления. Практически неизменным оставался комплекс присущих всем славянам и полякам качеств и свойств; славянские особенности «находились» у южнославянских народов, происходила дифференциация своеобразия в «русском племени».Первые российские описания поляков, претендовавшие на «научность», появились в XVIII в. В одной из первых «официальных» репрезентаций народов Российской империи – труде И.Г. Георги (1799) – содержался лишь набор вполне нейтрально оцениваемых польских черт двух сословий. Поляки были представлены как потомки древних полян и характеризовались с симпатией: «чертылица показывают свойства души откровенной, горделивой и мужественной»; «простолюдины» – крестьяне – «великие хлебосолы и странноприимцы; в обращении откровенны, благоприятны»; «обычаи их простые и больше походят к первоначальным естественным». Дворяне «в пиршествах и празднествах своих роскошны до расточительности, трудолюбцы, хорошие домоводцы и наиболее прилежны к хлебопашеству»[1001]
. Упоминаний о темпераменте в этом весьма положительном описании нет. Этот же текст М. Антоновского воспроизведен в статье о поляках в Словаре Щекатова, опубликованном в тот исторический момент, когда политические отношения с поляками имели принципиально иной контекст – в 1805 г.[1002]. Лишь упоминания о «пиршествах» в этих очерках нрава можно считать слабым отзвуком стереотипа польской «веселости».Как показала Н.М. Филатова, в первой трети XIX столетия (до восстания 1830-1831-го гг.) «представления о Польше, свойственные просвещенной части общества, определялись – в соответствии с приоритетами Просвещения – еще не столько идеей исторической „народной" вражды… сколько пришедшим с Запада образом Польши как отсталого во всех отношениях государства, где господствует анархия»[1003]
. Поэтому Н.М. Карамзин характеризовал поляков (польскую шляхту) в крайне негативном ключе[1004]; упоминал «своевольство», «негу», корыстолюбие и легкомысленность «панов», а также – это следует отметить – склонность к веселью как «обыкновение»[1005].