По характеру Эдвард медлителен, флегматичен. Зато упорства, целеустремленности ему не занимать. И русский он освоил не хуже Ганса. У Эдварда в арсенале такие поговорки: "Первый блин комом", "Поспешишь - людей насмешишь". Только манера говорить у него другая, неторопливая. Эдварда многие знают в экспедиции. Он не новичок в Антарктиде. Однажды уже зимовал у нас на Молодежной. Только вот собачонка Макар никак не признает его за своего. Как увидит американца, заливается бешеным лаем. Внешне Эдвард мало походит на геолога. Высокий, худощавый, с гривой черных как смоль волос, длинным носом, зависающим над верхней губой, артистичными руками с тонкими пальцами. Его можно скорее принять за музыканта.
Пока не все ладится на разгрузке, порой возникает неразбериха. Вот бригадир, он же глава нашего геологического отряда, посылает меня с одним из геологов на Дружную принять там бочки. Мы послушно заползаем в приземлившийся по этому случаю вертолет. Но на Дружной нас встречает начальник базы. Он считает, что здесь людей и так достаточно, и отправляет нас обратно. В течение двадцати минут нас трижды перебрасывают с одной точки на другую. Руководители впали в амбицию, не хотят уступать друг другу. У вертолетчиков глаза на лоб лезут: они не могут взять в толк, почему нас надо возить через рейс то туда, то обратно. В конце концов начальник базы одолел нашего бригадира, и мы вернулись на прежнее место.
Погода портился. Перед самым концом смены с борта судна крикнул старый знакомый по антарктическим экспедициям, геофизик Виктор: "Слышь, Володь, тебе тут какая-то чудная радиограмма из Якутска". Радиограмма была действительно необычная.
"Прошу сообщить сохранилось ли острове Кергелен стадо северных оленей завезенных туда 50 лет назад. Профессор Андреев".
Кто такой профессор Андреев, я понятия не имел. На Кергелен мы заходили по пути в Антарктиду, но про северных оленей ничего не слышали. Впрочем, кажется, одной из корабельных буфетчиц галантные французы, хозяева острова, преподнесли на память какие-то рога. Раз этот вопрос так беспокоит профессора, нужно помочь. "Пенжина" по пути в Австралию зайдет на Кергелен. Может быть, первый помощник капитана сумеет разузнать об оленях.
Пошел снег, видимость ухудшилась, и вскоре разгрузка прекратилась. Сваливаем в кузов вездехода личные вещи и отправляемся на Дружную устраиваться. С судовой жизнью покончено. Как только разгрузка завершится, корабли покинут базу. Вернется же за нами одна "Пенжина".
Новоселье
Против ожидания Дружная оказалась не слишком занесена. Снег засыпал Домики на треть или наполовину, лишь кают-компания была погребена почти п° крышу. Но бригада, проводящая расконсервацию базы, сумела откопать вход, и повар уже хлопотал у плиты.
Наш аэродром. Слева за бензозаправщиком виднеется 'емкость' летного командования (фото автора)
Наш домик стандартный, собранный из панелей, пригнанных друг к другу и стянутых болтами. Такие дома уже давно используются в Арктике. Название их мудреное - ПДКО, что означает "полярный дом Канаки-Овчинникова". Дом простой, незатейливый. Коробка пять метров в длину, два с половиной в ширину. Стоя во весь рост, до потолка можно достать рукой. Вход через обычную дверь, без тамбура. Окна маленькие, квадратные. Толщина стен невелика, но сквозь них не продувает. У входа установлена венгерская печь, работающая на солярке или керосине. В отличие от газовых плит, которыми мы отапливались в полевых лагерях в прошлом, она удобнее и безопаснее.
Домов ПДКО на Дружной несколько десятков. Четырьмя рядами выстроились они на расстоянии 40-50 метров друг от друга, образовав подобие улиц. И ни одного пустующего помещения. Идет сборка новых зданий: база должна принять 135 человек.
Летчики привезли с собой жилище собственной конструкции - огромный металлический цилиндр, своего рода цистерну на колесах. Очень гордятся этим сооружением. В нем весу тонн тридцать. Внутри три отсека: кухня, столовая и спальня. Пока чудо-дом сгружали с корабля и доставляли на Дружную, немало крепких слов было сказано в адрес того человека, которому взбрело в голову везти в Антарктиду это громоздкое металлическое сооружение. Поселились в цистерне начальник авиаотряда и его заместитель.
В нашем домике мы устраиваемся вчетвером: начальник отряда, он же наш бригадир на разгрузке, Ганс, Эдвард и я. Словом, интернациональный домик. Бригадир еще не отошел после схватки с начальником базы и компенсирует сейчас свое поражение тем, что безоговорочно занимает своими вещами все ящики единственного письменного стола. Я пытаюсь отвоевать один из них, но терплю поражение. Начальник держит круговую оборону. Недаром знающие его геологи говорят: "Его ничем не возьмешь, он как в кольчуге, бронированный".
Затаскиваем в помещение все, что боится мороза. Остальное снаряжение складываем вблизи дома на фанеру и закрываем брезентом. Потом приколачиваем гвозди для вешалок, сооружаем полочки. Работы не так уж много: дом обжит прошлой экспедицией.
В этом доме мы жили. Справа Ганс Пейх (фото автора)