Полярный круг. Выпуск 2

- Вам что, - говорит, - путь свой земной закончить не терпится?

Приказывать он мне вообще-то не имел права. Но за человеческую жизнь

на судне капитан полностью отвечает. А главное - пожилой, умный дядька, закоренелый полярник. Не пускаться же мне было с ним в тяжбу, да еще на глазах у всей команды.

Тогда я вежливо, просительно говорю:

- Афанасий Никитич, случай-то какой! Я осторожно, с дистанции.

- Ладно,- говорит. - Идите. Только благоразумия не теряйте: плохие шутки.

Потом глазами поискал кого-то среди матросов, приказывает:

- Ершов, пойдете с лоцманом. Для страховки. Сейчас я вам свою винтовку принесу.

Ершова я знал. Прошлой осенью его взяли на "Нерпу" в бухте Омулевой, подрядили на отстрел белухи. Было тогда задание белухи на зиму тонн пятнадцать заготовить. Белухи он настрелял да так и остался на судне, понравилось. Небольшой, худенький парнишка, но крепенький корешок, хваткий. Петей зовут, Петром. По разрезу глаз угадывалось в нем долганской крови с четверть, не меньше. Стрелок отменный.

Я капитану говорю:

- Не надо винтовку, Афанасий Никитич. Пусть лучше мой карабин возьмет.

Нырнул быстренько в каюту за карабином, заодно и горсть патронов в карман прихватил.

- Только, - говорю, - без крайней нужды не стрелять.

- Само собой, - отвечает Ершов.

Через минуту были мы с ним уже на льду. Петр на ходу патроны в магазин закладывает, а я глазом к видоискателю через каждые пять шагов припадаю.

Увидел нас медведь, остановился. Морду к нам повернул, нос кверху задрал, нюхает. Ершов карабин наизготовку. Я ему шепотом:

- Еще шагов пятнадцать, ничего?

Молча кивает, соглашается.

Медведь ни с места, только воздух нюхает. И громадный же детина, прямо мамонт!

Метров с тридцати щелкнул я первый кадр. Щелкнул и невольно на судно покосился: далеко ли?

А в голове уже азарт полегоньку рассудок в сторону оттирает.

- Может, - шепчу, - еще немного?

Опять кивает, соглашается.

Второй раз прицелился я метров с двенадцати. Медведь почти всю рамку занял, видно даже, как шерсть у него на брюхе мокрыми сосульками повисла. Ох, богатый был экземпляр!

Тут я совсем очумел. Не глянув на Ершова, единым духом споловинил дистанцию, загнал медвежью морду в кадр и дрожащим пальцем бац на спуск. Быстренько взвел затвор и снова - бац!

И вот когда я затвор взводил, в это самое время медведь глухо, утробно рыкнул и всей тушей подался ко мне. Правда, даже лапами не переступил, а только тушей подался, качнулся в мою сторону. Потом отвернулся от нас и зашагал прочь. Не захотел связываться. Понял, умница, что с меня и этого намека хватит. Я бочком-бочком - ив противоположную сторону.

- Большой зверь, - говорит Ершов. - Такого меньше как тремя пулями не возьмешь.

Идем мы с ним к судну, а мне все не терпится назад оглянуться. Все кажется, будто медведь нас догоняет. А неудобно: Ершова стесняюсь...

Подходим к шхуне. Капитан опять на верхнем мостике торчит. Видно, переживал за нас. Матросы у фальшборта толпятся.

Протягивает мне Ершов карабин:

- Возьми, - говорит. - Только осторожно, заряжен.

- Так разряди, - говорю.

Он было затвор открывать, чтоб патрон из казенника выдернуть, да я остановил:

- Брось возиться. Разряди в воздух. Ствол заодно прочистишь.

Тот и рад стараться. Поднял карабин на вытянутой руке - щелк! Осечка.

Передернул затвор, опять - щелк! Опять осечка.

Тут он, как лицо вполне заинтересованное, остановился, выдернул затвор, стал разглядывать. Нахмурился, патрон из ствола вытащил, затвор на место загнал. Протягивает карабин мне:

- Спрячь его подальше, - говорит. - Или на ковер повесь для украшения. Старое ружье, боек сбился, до капсюля не достает.

Ох как я шустро на борт взобрался!

Вот так, совсем задаром едва не сложил я свою незадачливую голову в Енисейском заливе, в трех милях к северо-западу от Шайтанского мыса.

Именно задаром, потому что после рейса, когда пленку мою в лаборатории проявили, все видовые кадры на ней отлично получились, а вместо медведя - мутные, расплывшиеся пятна. В репортерском азарте я совсем забыл, что всякая оптика фокусировки требует, настройки на резкость.

Кратко о разном

Значительную часть времени пингвины проводят в море, где находят пищу (рыбу и головоногих животных), и часто и подолгу ныряют. Как удается им долго оставаться под водой? Этот вопрос восемь лет изучали полярники-физиологи в Антарктиде.

Исследователи проделывали в шельфовом льду толщиной около 2 м полынью в значительном удалении от всех естественных трещин. Это заставляло подопытную птицу возвращаться к той же полынье, в которую ее "запускали" люди. Зоологи в аквалангах находились в 10 м от полыньи и наблюдали за поведением животного. На тело некоторых подопытных для этого надевали специальные приборы.

Ученые установили их максимальную скорость под водой - 8,3 км/час. Зато "маневренность" птицы поразила исследователей: наблюдались случаи мгновенного обратного поворота птицы на полной скорости.