Первоначальные исследования показали, что максимальное погружение императорского пингвина не превышало всего 40 м. Но потом было установлено, что, ныряя стаями по 20-30 особей, они могут погружаться на 260 м.
Из всех обитателей моря, не обладающих жабрами, пожалуй, только киты и некоторые дельфины еще способны на такие достижения.
Жребий (Зорин Валентин Николаевич)
Зорин Валентин Николаевич
Записки капитан-лейтенанта в отставке Ивана Сергеевича Шумихина, составленные им самим зимой 1800 г. в имении "Листопадиики "
...Пловущим Петр на полночь указал. В спокойном плаванье сии слова вещал: "Какая похвала Российскому народу Судьбой дана, протти покрыту льдами воду. Хотя там кажется поставлен плыть предел; Но бодрость подают примеры славных дел".
М. В. Ломоносов
Слова величайшего сына земли Русской Михайлы Васильевича Ломоносова ставлю во главу повествования своего потому, что мысль, заключенная в чеканных этих строчках, послужила косвенной причиной событий, о которых мне предстоит рассказать. И изменила судьбу мою причудливо и трагически.
Да не увидит читатель в признании этом тщеславия - его я чужд, ибо завтрашний день мой предопределен. Пишу же в соображении, что рассказ мой, возможно, послужит на пользу прочитавшему его. Стремиться к порогу неведомого, непознанного присуще пытливым умам, а таковыми земля Русская, верю, никогда не оскудеет.
Ветхий домишко мой по ставни занесен снегами, которыми нынешняя зима весьма обильна. В полуверсте - губернский тракт, и, когда нет ветра, я слышу перезвон бубенцов, скрип полозьев. Горница моя невелика, в ней тепло и уютно, пахнет укропом и немножко воском. После смерти жены моей и отъезда детей заглядывает сюда сестра соседа, живущего в пяти верстах, добрая душа, и помогает мне немало, и заботой одиночество мое скрашивает. Впрочем, я неприхотлив.
Теплится перед образом Николая-угодника, покровителя людей беспокойной судьбы и мореплавателей, лампадка. И, глядя на слабый огонек ее, я невольно думаю о зыбкости существования человеческого: дунь легонько - и нет человека. Тем более что за стенкой тонко похрапывает и ворочается мой неожиданный гость - бывший поручик по Адмиралтейству Дмитрий Ворохов, по стечению обстоятельств ставший для меня перстом рока. Но об этом после...
Мучает меня одно: в смятенности времен и грядущих великих перемен не затеряется ли рассказ мой? Не покажется ли ничтожным предприятие, участником которого мне довелось быть?
Итак, 15 июля 1764 г. я, помощник навигатора Ревельского порта, с предписанием от имени вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа И. Г. Чернышева отбыл на север, в Екатерининскую гавань на Мурмане. Мне предстояло явиться в распоряжение капитан-командора Чичагова, о котором мне довелось слышать как о человеке крутого характера. Предписание требовало сугубой срочности, непонятной мне, и уже три недели спустя я оказался в местах, с первого взгляда вызвавших у меня тоску и предчувствие непоправимого. Правда, ярко светило еще почти незаходящее солнце, сопки казались обтянутыми зеленым бархатом с пестрым шитьем - обилием мхов, ягеля и разноцветья. И Кольская бухта была зеркально-спокойной. И бревенчатые домики гарнизона и складов выглядели вполне пристойно, даже радовали глаз свежестью затесов с каплями смолы...
Комендант гавани - секунд-майор - несколько минут разглядывал меня, а потом хихикнул и сказал:
- Извольте, лейтенант, тотчас же поспешать в Архангельск-город!
А когда я удивился и огорчился, что, вероятно, отразилось на моем лице, секунд-майор попытался меня утешить:
- А-а, лейтенант, ладно! Или служишь недавно, что закавык министерских не знаешь?
Так от коменданта я узнал, какая судьба уготована мне волей Адмиралтейств-коллегии. Высочайшим рескриптом назначено было в это же лето выйти из Архангельска в море и следовать до Шпицбергена и далее, чтобы, приложив все возможные усилия, пройти сквозь льды мимо Гренландии и, отыскав затем свободную воду, достичь островов близ Камчатки. Для этого на Соломбальской верфи достраиваются три корабля. А все предприятие содержится в глубочайшей тайне...
- В прошлую пятницу поручик тут тоже расстраивался,- добавил комендант.
- Какой поручик? - поинтересовался я больше для виду.