Полярный круг. Выпуск 2

- Лучше поберегитесь, - посоветовал мне добрейший Павел Вершин. - В гвардейском экипаже он был известен как бретер, причем опасный.

Я поблагодарил Вершина и продолжил свою прогулку. Увы, мне очень скоро пришлось убедиться, насколько был прав мичман.?

Уже час с небольшим спустя на тесной, немощеной улочке дорогу мне заступила знакомая высокая фигура. Бледный, но улыбающийся, Димитрий Ворохов смотрел, как, не изменяя шага, я приближался к нему.

Кривить душой и делать вид, что я ничего не знаю, было незачем.

- Итак, вы или я! - сказал он, продолжая улыбаться и бледнея еще больше.

- А что это даст вам, какой профит?

- Капитан-командор не откажет человеку, на которого уже мог рассчитывать!

- Вот и обратитесь к нему,- посоветовал я вполне искренне, хотя понимал в то же время, что все слова эти лишь пустая трата времени.

Димитрий Ворохов нехорошо рассмеялся и посмотрел на меня с презрением.

- Уверен, что вы уже позаботились, чтобы слова мои и просьбы остались втуне! Нет, только так: вы или я!

- Послушайте, - сказал я, начиная внутренне вскипать. - Но с чего выто взяли, что вам следует идти на "Чичагове"? Мы оба в службе, и наш долг подчиняться ее установлениям...

- Вы или хитрец великий, или дурак, - высокомерно произнес поручик (при этих словах кровь бросилась мне в голову, рука сама собой легла на эфес шпаги). - Ага! - продолжал он. - Вот этого-то я и жду! Служба, установления...

Лицо его приняло выражение какой-то внутренней борьбы, и, чуть помедлив, он заговорил почти спокойно, как бы пытаясь вразумить меня.

- Я ведь наводил справки, лейтенант. Блестящая характеристика, ничем не запятнанная репутация, умеренный образ мыслей и жизни, нежелание покидать Ревель... Вам ведь, кажется, там неплохо жилось, лейтенант?

- Что вам до того? - возразил я.

- А то, что экспедиция, подобная нынешней, не для таких людей, как вы! Господи! Да я с младенческих лет мечтал о таком вояже!

- И еще о славе, не так ли? - не удержался я.

Ворохов посмотрел на меня без гнева, даже с грустью.

- Слава есть двигатель для храбрых сердец. Стыдиться ли таких надежд?

- Так что же, и при столь великих помыслах не нашлось для вас места ни на одном из кораблей?

- Имел несчастье или глупость: рассуждал о том, что в планах экспедиции допущен просчет... Ну, словом, плод досужих размышлений и некоторых знаний... Ну донесли, конечно. А если не станет вас, без навигатора на флагмане... Все очень просто, как видите. Подайте рапорт о болезни, лейтенант. И вскорости спокойно вернетесь в Ревель.

- Ну вот что, - сказал я, потеряв терпение. - Спору этому конца не будет. Ну а если что-то изменилось, если нынче я предпочту поход? Вам ли решать мою судьбу? Вы, милостивый государь, заносчивы не по чину! Я к вашим услугам!

- Прекрасно! - кивнул поручик. - Согласно кодексу, мне, как вызванному, принадлежит право выбора оружия.

- Черт с вами, - бросил я. - Мне надоело все это! Идемте куда-нибудь и покончим со всем этим!

- А вы и вправду хитры... Поединки, как вам известно, запрещены! И даже, став победителем, я ничего не выиграю... Решим иначе!

Он пошарил в кармане мундира и подбросил на ладони серебряный рубль. Было мальчишеством, неразумным вызовом судьбе соглашаться на подобное. Но монета взлетела уже вверх и затем звучно шлепнулась на влажную землю. Мы подбежали к ней, наклонились. Я ожидал увидеть надменный профиль императрицы, дородный подбородок, а увидел скрещенные веточки.

- Так что теперь? - спросил я торжествующе.

- Вам везет, - сквозь зубы процедил Ворохов, с ненавистью глядя на меня. - Насмешка случая... Будьте вы прокляты! - Круто повернулся и зашагал прочь. Но отойдя немного, остановился, обернулся, крикнул, махнув рукой:

- Разговор не кончен, погодите еще!

Но я не стал слушать.

5 сентября 1764 г. маленькая эскадра наша из Архангельска отправилась в Колу, где и провела зиму. Пребывание в этих суровых краях было для меня хорошей подготовкой ко всему, что ожидало в будущем и утвердило в правильности сделанного шага.

Весной стало известно, что в столице скончался Михайло Васильевич Ломоносов. Это известие принесло на наше зимовье великую скорбь, ибо потеря эта для России невосполнима. Были приспущены флаги, и я сам видел, как на панихиде, отслуженной в гаванской церкви, капитан-командор, не таясь, плакал.

И еще мне стало известно, что поручик Димитрий Ворохов был назначен во флотилию лейтенанта Михаила Немтинова и отплыл на Шпицберген. Причем считал поручик виновником несчастной судьбы своей меня и всячески грозился свести со мной при встрече счеты. Горячий ли его характер, иное что, только оставлен он был на Шпицбергене с шестнадцатью другими людьми под командой капитан-лейтенанта Моисея Рындина для устройства зимовья.