Полигон

Ранним утром, когда ещё не осел, не рассыпался туман, и роса лежит на траве и листьях, в гулком сонном воздухе слышно мычанье коров и густой звон колокольчиков, резкое щёлканье пастушьего бича. Утро наполнено бряканием вёдер, хлопанием ворот и калиток, дымом печей и одуряющими запахами свежеиспечённого хлеба и парного молока. Скоро люди потянутся на работу, зябко ёжась и втягивая голову в плечи, и очарование девственности утра развеется вместе с туманом. И наступит день.

Днём в деревне оживлённо, если, конечно, можно назвать оживлённым магазин с тремя посетителями или улицу, по которой проезжает по две-три машины в час. Но всё равно – что-то беспрерывно происходит, где-то шумит лесопилка, что-то неподалёку трещит, лязгает, звонит. То трактор проедет с тележкой, и густо напахнёт навозом, то председательский УАЗик промчится. Словом, бестолковая возня днём. А на дороге – целый океан пыли. Пыль везде: за шиворотом, в волосах, в ноздрях, не одежде, на зубах, в воде, на бутербродах и в бидоне с молоком. И так до конца рабочего дня.

Вечер неспешен и важен. Нарядно одетые молодые люди (в костюмах, с застёгнутыми наглухо, под подбородок, сорочками, но без галстуков – мода такая) под руку с женами, невестами или подругами степенно прохаживаются по центральной улице, той, где стоит единственный на всю округу универмаг. Добравшись до конца улицы, разворачиваются и так же размеренно шагают обратно.

Встретившись, парочки каждый раз останавливаются и самым важным видом здороваются, спрашивают друг друга о здоровье близких, обмениваются новостями. Забавно, что они могли сто раз на дню увидеться на работе днём, но это не мешает обмениваться приветствиями вечером. Таков уж ритуал. Не менее забавно, что тут же, среди нарядных гуляющих пар, запросто можно встретить дядечку в выцветшем трико с вытянутыми коленками, а то и в трусах и в майке. Трусы обычно бывают чёрными, до колен или чуть короче, майки – светло-фиолетовые или белые. Дядечка, как правило, занят колкой дров или другой работой по хозяйству. Парочки относятся к такому соседству с пониманием: ну угораздило поселиться человека на центральной улице, не в пиджаке же ему дрова пилить! Здороваются с ним каждый раз, проходя мимо, но разговорами не докучают, чтобы не отвлекать от дел. Дядечка в ответ дружески кивает головой, продолжая орудовать пилой или топором.

Семейные пары со стажем сидят вечерами по домам – смотрят телевизор, хлопочут по хозяйству, воспитывают детишек. Старушки устроились стайками на лавочках, лузгают семечки и обсуждают прогуливающихся. Часам к десяти улицы пустеют, и с тёмного неба незаметно опускается тишина. Хорошо в деревне бабьим летом. Впрочем, в деревне всегда хорошо, когда не бьёшься за урожай.

Нам, смене из пятнадцати инженеров, отвели дом на окраине деревни, на самом отшибе, возле кладбища. Все дома по соседству стояли пустые, брошенные, и только в единственном, том, что ближе всех к кладбищу, обитал сосед, Степан. Он не дослужился до уважительного «Степан Тимофеич», и в свои пятьдесят пять так и остался Стёпкой. Да и как иначе? Холостой, беспутный, жутко любопытный, он лезет во все дырки, всегда ему больше всех надо. Но и везёт ему невероятно, из всех передряг выходит целёхоньким. Рассказывали, к примеру, как он утопил зимой трактор – решил проверить, проскочит ли по льду на полной скорости на ДТ-75 через речку. И ведь трезвый был! Ну и ушёл под лёд. Повезло – течением его не утянуло, вынырнул. С перепугу, что попадёт за трактор от начальства, стал нырять в прорубь, чтобы зацепить трос. И не заболел. И не утонул. И свой ДТ-75 вытащил. С тех пор он всегда носил с собой хороший моток верёвки.

А в другой раз, рассказывали, привезли пустые двухсотлитровые железные бочки, штук сто. Председатель хотел из них плавучий мост построить. Все бочки были кирпичного цвета, а одна – голубая. Так Степана одного из всей деревни измучило любопытство: чего это она голубая? Ну и полез проверять. Выкрутил пробку, понюхал. Вроде пахнет химией какой-то. Заглянул в отверстие – ничего не видно, темно. Тогда он зажёг спичку и заглянул в отверстие снова, а спичку бросил внутрь. Оттуда ка-ак полыхнет! И попал Степан в больницу, с лёгкими ожогами. А как только вернулся, пошёл первым делом к бочке, снова чиркнул спичкой и снова заглянул, мол, выгорело же всё. Ясное дело, бабахнуло ещё раз. Так Степан лишился бровей и узнал (и накрепко запомнил), что взрываются не горючие жидкости, а их пары в воздухе.