Деревня Чернышёвка была разделена на две части: казахскую и российскую. Не уверен, что обе части деревни так и назывались – Чернышёвка. Скорее всего, у казахской части было своё название. Между этими частями деревни даже было расстояние в несколько сот метров, не занятое домами. Жители двух частей деревни между собой практически не общались. Многие казахи не умели говорить по-русски, и все русские не знали казахского языка. Легко предположить, что ранее это было чисто казахское поселение. Казахи жили лучше. Хотя их семьи были многочисленней, но в каждом доме держали по несколько коров и много овец. У эвакуированных женщин были кое-какие деньги, и они пытались сходить к казахам за продуктами. Но те оказались настроенными враждебно к приезжим и в продаже продуктов отказали. Правда, через некоторое время экономическая заинтересованность взяла верх, и инициативу проявили уже казахи. Но, когда харьковские женщины увидели, в каких условиях производятся и хранятся продукты у казахов, то теперь уже они не пошли на регулярные контакты. Надо сказать, что небольшие деньги у эвакуированных семей всегда были. Они получали их по так называемым аттестатам в зависимости от состава семьи. По таким же аттестатам семьи фронтовиков получали деньги по всей стране. Кстати, в Чернышёвской школе, где через год я начал учиться, что-то не припомню ни одного ребенка-казаха. Похоже, что они вообще не учились.
Заодно, несколько слов о школе. Четыре начальных класса в ней были точно. Были ли классы старше, не помню. Начальные классы занимались парами. Я был в первом классе, а в той же классной комнате, в то же время занимался и третий класс. Учительница была одна на оба класса. Одному классу даст задание, а пока он работает над заданием, что-то объясняет другому. Потом наоборот. Так же занимались второй и четвертый классы. Это в те времена было обычным делом в “малокомплектных” сельских школах по всей стране. Так же занималась и Галинка, когда они жили у своей бабушки в военные годы. Тетрадей у нас не было. Писали мы на страницах казахских книг, прямо поверх текста. Откуда брались книги, не знаю. В деревне магазина не было. А до райцентра, где магазин был, пешком было не дойти, а транспорта не было. Обычных чернил тоже не было (шариковых ручек тогда ещё не существовало вообще). Чернила матери делали сами, то ли по местному, то ли по старинному способу. Из печной трубы соскребалась сажа, мелко растиралась, а затем каким-то образом варилась. В воду что-то ещё добавлялось, по-моему, даже немного молока, которое в семьях эвакуированных было большим дефицитом. Но наши мамы понимали, что ученье – свет. В Чернышёвке я окончил первый класс и получил похвальную грамоту.
Таких домов, как в Чернышёвке, я больше никогда не видел. Стены возводились из кизяка. Леса кругом было мало, кругом была степь. Редко попадались небольшие берёзовые рощи. Очень маленькие по площади и на больших расстояниях друг от друга. Кизяк – это высушенная смесь соломы и коровьего навоза, сформованная в кирпичи крупного размера. Смесь топтали ногами на ограниченной досками квадратной площадке размерами несколько больше детской песочницы. Затем её выкладывали в четырёхсекционные формы из досок сразу на той площадке, где они будут сушиться на солнце. Форму осторожно поднимали, и четыре кирпича кизяка оставались на площадке. Сушка происходила очень быстро. Летом солнце палило нещадно целыми днями. Дождей летом практически не бывало. Потом эти кирпичи укладывали штабелями так, чтобы в промежутках стыков были зазоры. Это – чтобы штабель продувался. Кстати, и у нас в деревнях колотые на зиму дрова часто укладывают в штабеля крест-накрест, с просветами. Видимо, так они лучше сохраняются сухими. Ввиду дефицита дров, в тех краях и печь большей частью топили кизяком. Соотношение соломы и навоза в «кизяке для стройки» и в «кизяке для топки печи» было разное.
Снаружи стены дома обмазывались навозом и белились извёсткой. Глину в небольших количествах где-то там добывали, но её было мало. Использовалась она в смеси все с тем же навозом для подновления пола дома, который был земляным. В нашем доме была перегородка, которая отделяла одну часть дома от другой, где была печка. Про потолок ничего сказать не могу – не помню. А вот крышу помню хорошо. Чем крыши домов крылись в основании, не знаю, но сверху они все были покрыты дёрном, и на них росла трава. Весной и в начале лета она была зеленая, потом сухая желтая. На крышу дома нам забираться не разрешали. А вот по крыше заброшенной конюшни, которая была рядом с нашим домом, мы с мальчишками бегали свободно.