Полигон. Знаки судьбы

А теперь о самом горестном и самом радостном днях эвакуации. Когда мы приехали и устроились в Чернышёвке, мать написала письмо отцу. Письма на фронт отправлялись не по адресу, а по условному номеру “полевой почты”. Войсковые части, участвовавшие в боях, не могли иметь постоянного адреса. Кроме номера полевой почты, указывалась фамилия, имя и отчество адресата. И через какое-то время с этой полевой почты был получен краткий ответ. Что Тихомиров Сергей Кузьмич числится в списке “безвести пропавших”. Да, по грамматике правильнее будет “без вести”, но процитированная формулировка имела хождение, а произносилась с ударением на первом слоге. Это могло означать, что человек или погиб и остался при отступлении на занятой противником территории, или попал в плен. И то и другое практически было равносильно концу. Мать сказала нам с сестрой, что у нас теперь нет отца, и мы все трое долго и горько плакали. Это был самый горестный день нашего пребывания в эвакуации.

Но мать это дело так просто не оставила. Всётаки отец был комиссаром дивизии, а в войну их было не так уж и много. Несколько отойдя от первой вспышки горя, она начала писать письма в разные военные инстанции. Но отовсюду приходил один стандартный ответ, что Тихомиров Сергей Кузьмич “в списках живых, погибших и раненых не числится”. Такова была бюрократическая формулировка, хотя трудно было понять, почему “раненые” не относятся к “живым”. Также, трудно понять, почему раненый комиссар дивизии, имевший при себе все документы и прошедший через дивизионный медсанбат, полевой прифронтовой госпиталь, отправленный затем в тыловой госпиталь в Куйбышев (ныне Самара) и дальше в госпиталь в Фергану, что в Узбекистане, не числился ни в каких списках. Думаю, что и мы, эвакуированные, ни в каких списках не числились, и после войны наша семья так и не смогла бы воссоединиться. Но что-то натолкнуло, или кто-то надоумил мать, чтобы написать письмо на родину отца в Юрьевец. Письмо это она адресовала Юрьевецкому районному военкому. И вскоре получила ответ. В нем сообщалось, что отец был в Юрьевце после выписки из госпиталя, вставал на военный учет, и был направлен для дальнейшего прохождения службы в Политическое управление Московского военного округа. Об этой истории расскажу подробнее позже, сейчас скажу только, что это был самый радостный день нашего пребывания в эвакуации.

После того, как стало известно, где служит отец, разыскать его было просто делом времени, терпения и настойчивости, и это произошло довольно скоро.

Думаю, что это не все впечатления о жизни в эвакуации. Если что-то будет вспоминаться, постараюсь ещё дописать. Но и так расказ “Эвакуация” получился самым длинным. А планировать ничего не буду. Галинка в последние годы регулярно обращала внимание на то, что нам, пожилым людям, нельзя ничего планировать на будущее время. Нужно сосредоточиваться на текущем моменте. Теперь это прочно сидит и в моей голове. Что успею, то и сделаю.

Рассказ 50-й Париж. Моя первая командировка

Это было во время моей работы на Полигоне. Сразу оговорюсь, что в том Париже, который известен всем, мы испытаний танков не проводили, и я в нём не бывал. Правда, позже, уже во время работы в Институте, такая возможность мне представились. В настоящем Париже должна была состояться международная конференция и выставка по какой-то тематике, имевшей отношение к развитию управляемых противотанковых ракет. Как тогда было принято и у нас, и у наших вероятных противников, на такие международные конференции, симпозиумы и выставки в состав делегаций под видом научных работников включались и специалисты разных спецслужб. Эта конференция в Париже не была исключением, и от Института можно было включить в состав нашей делегации одного сотрудника. Противотанковым вооружением в Институте занимался я, и мне предложили поехать на эту конференцию. Командировка была рассчитана примерно на неделю (а, может, и на две). Но я отказался. Воспитание моё было таково, что такие поездки были мне не по душе.

А теперь вернусь к моей состоявшейся командировке в Париж. Этот Париж был расположен на самом юго-западе страны, близко от города Измаил и почти у самой границы нашей тогдашней страны. Это была часть Одесской области, которая была отделена от всей области узкой полосой Молдавской республики, имевшей выход к Черному морю.