— Эмигранты — это изначально люди авантюристические, легкие на подъем и поиски лучшей жизни, связь с родной землей для них не служит необходимым условием душевного равновесия. Им хорошо там, где легко и просто удовлетворяются их физиологические и духовные потребности. Иными словами, где достаточно хлеба и зрелищ. В заповеднике Брайтон-Бич того и другого вдоволь. Вдоволь колбасы, которой они в детстве не видели, и культурная жизнь бьет ключом. Наши артисты, особенно эстрадные, в Америке частые гости. Хотя «гастроли в Америке» правильнее было бы назвать «гастролями на Брайтон-Бич». На родине билетов на концерты Киркорова или Петросяна было не достать, а здесь — легко! Эмигранты с более высоким социальным статусом, живущие в других районах Нью-Йорка: медики, преподаватели колледжей, — говорят о Брайтоне с гримасой снобов, но бывают в заповеднике нередко — приезжают за продуктами, книгами, сувенирами, да и просто вдохнуть неповторимую атмосферу.
— Леночка! Кто у нас профессор филологии? Вдохнуть атмосферу! — попеняла Полина Сергеевна.
— О! Влияние Брайтона. Там говор уникальный — одесско-еврейский с вкраплением английских слов, которые склоняются по русским падежам. Например, «бойчик» — смесь английского «бой» и русского «мальчик». Меня не покидало ощущение, что я нахожусь в рае для нэпманов, вульгарных, самодовольных, беспардонных, крикливых, у которых стремление впарить товар написано на лице столь явно, что они походят на детей, стянувших у бабушки мешок с семечками и желающих его скорее продать, обмишурить и бабку, и покупателя. Наши люди не были бы нашими людьми, — не без насмешливой гордости рассказывала Леночка, — если бы не старались надуть не только туристов, оказавшихся на Брайтоне, но и самих американцев с их устоявшимися правилами и законопослушностью. Как в анекдоте, умирает старый еврей и говорит сыну: «Старайся держаться честных людей, их проще обмануть». Вот только один, но весьма показательный пример. Перед Новым годом или Восьмым марта брайтоновские дамы отправляются в центр и в дорогих магазинах покупают вечерние платья. Ярлычок не снимается — это принципиально важно. Пляшет наша дама на празднике, а по спине у нее елозит ценник. После праздника платье сдается обратно в магазин — для этого не нужно документов, только чек. Уважительной причиной возврата может быть легкое пожатие плечами: «Мне разонравилось». Фантастика! Блистать в ресторане в платье от Армани… бесплатно! Правда, надо следить, чтобы никто не опрокинул на тебя селедку под шубой, и самой не упасть лицом в салат.
«Юся нашла свое место на земле, — подумала Полина Сергеевна. — Все это соответствует ее менталитету. И хорошо! Пусть остается там на веки вечные».
Часть четвертая
По официальной версии, она же семейная легенда, жену папе нашел Эмка. Олег Арсеньевич был убежден в собственных заслугах: де пилил-пилил Сеньку и выпилил что требовалось. Полина Сергеевна на хвастовство мужа и внука только улыбалась. Для нее главным было то, что избранница сына — женщина выше всяких похвал.
Валерия, Лера, а по их семейной привычке переделывать имена — Лея работала в той же корпорации, что и Сенька. В соседнем отделе, на невысокой должности. По своим деловым качествам заслуживала другой ставки, но немосквичку и вдобавок мать-одиночку двигать вперед не спешили. Лея приехала в столицу из Волгограда. Студенткой вышла замуж за такого же провинциального парня, уроженца Новосибирской области. Родила дочь, взяла академический отпуск, год прожила у мамы в Волгограде, вернулась заканчивать учебу. Обнаружила, что в ее отсутствие муж совершенно переменился. И раньше были тревожные звоночки — он любил выпить, покурить травку. Приезжал в Волгоград, и что-то настораживало в его поведении, но радость короткой встречи затмевала все подозрения. Талантливый интересный парень с ограниченным запасом воли. Ее, воли, хватило, чтобы рвануть в столицу, поступить в хороший вуз. А дальше началось головокружение от успехов — потенциальных, которые Москва могла дать, но за которые нужно было еще биться и биться. Он биться уже не мог, потому что стремительно скатывался по наркотической наклонной, пока в конце концов не погиб.
Лея была красивой женщиной, но неброской, в толпе ее не заметишь. Среднего роста, с ладной фигуркой, русыми волосами, правильными чертами лица.
— Если хорошенько откормить, — сказал Олег Арсеньевич, — будет типичная русская женщина.
— Откормленная у нас уже была, — напомнила Полина Сергеевна.
Она замечала в глазах Леи печаль горьких испытаний. Такие же глаза она видела когда-то в клинике у женщин, победивших рак, приходивших обследоваться с затаенным страхом и одновременно с решительной готовностью снова убивать эти настырные опухоли.
Позже Лея рассказала Полине Сергеевне: