Политическая борьба в годы правления Елены Глинской (1533–1538 гг.)

К исследованию привлечены и документальные материалы: духовные и договорные грамоты великих и удельных князей[113], официальная и неофициальная переписка[114], актовые материалы[115], посольские дела[116], писцовые книги[117]. Документальные источники существенно дополняют, уточняют, корректируют те сведения, которые исходят от нарративных источников[118]. Так, особую значимость для исследуемой темы приобретают документы посольских дел (статейные списки, наказы послам и посланникам и т. д.), в которых нередко можно обнаружить информацию и о внутриполитических делах. До сих пор в литературе, например, не обращалось внимание на первое, по существу, официальное сообщение о мятеже Андрея Старицкого — «память» русскому гонцу Савину Ослябьеву-Емельянову, который 23 декабря 1537 г., через две недели после смерти князя Андрея в тюрьме, был отправлен в Великое княжество Литовское. В этой «памяти» дается оценка мятежа, согласно которой вся вина за случившуюся «замятию» возлагалась только на удельного князя: официальная версия затем претерпела изменения. Этот пример — из числа курьезных, ибо упомянутый выше документ был опубликован еще в середине прошлого века[119]. В не опубликованных же до сих пор «Крымских делах» имеются важные и интересные сведения, касающиеся как внешней, так и внутренней политики правительства Елены Глинской. Хорошо известны события бегства С. Ф. Бельского и И. В. Ляцкого в Великое княжество Литовское. Опубликованы были и материалы, касающиеся деятельности С. Ф. Бельского за рубежом. Однако не было известно, что Елена Глинская от имени Ивана IV в 1537 г. отправила в Крым опасную грамоту[120] на имя С. Ф. Бельского с предложением ему вернуться на родину: одновременно было дано секретное указание в случае несогласия Бельского — убить его.

Разрядные книги использовались для уточнения биографических данных феодалов[121], родословные — для сведений по генеалогии[122].

Таков круг основных источников, использованных автором в диссертации.

Глава II. Завещание Василия III и дипломатика великокняжеских духовных грамот

Завещание Василия III не сохранилось. Сам по себе факт достаточно странный. Ведь духовные грамоты остальных великих князей, начиная с Ивана Калиты, дошли до нас, если не в подлиннике, то в списке.

Пропавшее завещание вызвало оживленные споры. По мнению А. Е. Преснякова, духовная грамота Василия III была уничтожена в годы боярского правления как противоречившая интересам боярства. А. А. Зимин, ссылаясь на актовые материалы и духовную Ивана IV, доказал, что оно не могло быть уничтожено по крайней мере до 70-х гг. XVI в. Присоединяясь к мнению А. А. Зимина, И. И. Смирнов относил исчезновение завещания к концу XVI — началу XVII в., ко времени «смуты» в государстве[123]. Упомянутые исследователи были единодушны в одном: такая судьба духовной — не случайность. Обстановка, в которой писалось завещание, была необычной. Смертельно больной великий князь оставлял на престоле трехлетнего наследника — будущего Ивана Грозного. До возмужания юного государя Василий должен был кому-то поручить жизнь сына. Естественно предполагать, что содержанием завещания интересовались те, кто по тем или иным причинам хотел утаить этот документ или его уничтожить.