Политическая борьба в годы правления Елены Глинской (1533–1538 гг.)

Спор историков сосредоточился главным образом вокруг вопроса о характере завещательных распоряжений государя. Кому он доверил управление государством? Существовал ли совет душеприказчиков? Или управление страной Василий поручил всей Боярской думе в целом? Основываясь на сообщении Псковской летописи, по которой великий князь «приказал» своим «немногим боярам» беречь сына, А. Е. Пресняков делает вывод о передаче государственной власти этим немногим боярам. По тексту летописного рассказа о последних днях жизни великого князя, находящегося в Новгородской IV летописи, историк определил, кому именно была доверена власть. А. Е. Пресняков заметил, что в летописном рассказе расчленены «приказывания» о сыне, великом князе Иване и «устроении земском». Одной группе бояр официально надлежало выполнять все заветы умирающего великого князя, другой же, состоявшей из трех человек, была поручена «опека над положением великой княгини»[124]. В первую группу входили бояре: кн. Василий Васильевич и Иван Васильевич Шуйские, Михаил Семенович Воронцов, Михаил Васильевич Тучков, казначей Петр Иванович Головин, дьяки Меньшой Путятин, Федор Мишурин; во вторую — Михаил Юрьевич Захарьин, Михаил Львович Глинский, тверской дворецкий Иван Юрьевич Шигона Поджогин. Мнение А. Е. Преснякова активно поддерживал и развивал И. И. Смирнов. Он считал, что обе группы опекунов, с незначительным различием в функциях, составили «правительство», которое просуществовало вплоть до августа 1534 г. Для доказательства существования «правительства» или регентского совета (И. И. Смирнов ставил знак равенства между этими понятиями) он привлек два важнейших свидетельства: показания некоего Войтеха, польского жолнера, бежавшего из русского плена 2 июля 1534 г., и сочинение имперского посла С. Герберштейна[125].

«Расспросные речи» Войтеха, по мнению Смирнова, дают «богатейший материал для выяснения политической обстановки в Москве в первый год после смерти Василия»: «А поведает, иж на Москве старшими воеводами (который з Москвы не мають николи зъехати): старшим князь Василий Шуйский, Михайло Тучков, Михайло Юрьев сын Захарьина, Иван Шигона, а князь Михайло Глинский, тыи всею землею справують и мають справовати до лет князя великого; нижли Глинский ни в чом ся тым воеводам не противит, але што они нарадят, то он к тому и приступает, а все з волею княгини великой справують. А князь Дмитрий Бельский, князь Иван Овчина, князь Федор Мстиславский тыи ж теж суть старшим при них, але ничего не справують только мають их з людьми посылати, где будет потреба…»[126] И. И. Смирнов полагал, что в своих показаниях Войтех отмечал состав Регентского совета, который управлял страной. Правда, из 10 опекунов Войтех назвал только пять, но и этому обстоятельству И. И. Смирнов находит объяснение. Трое из них не были боярами: казначей П. И. Головин, дьяки Меньшой Путятин, Федор Мишурин. Пропуск Ивана Шуйского понятен, потому что Войтех упоминает его брата Василия Шуйского. М. С. Воронцов в это время находился в Новгороде и поэтому не мог быть назван Войтехом в перечне опекунов[127]. Из рассуждения И. И. Смирнова осталось непонятным, однако, почему при такой категорической оговорке источника, относившейся к опекунам — «которые з Москвы не моют николи зъехати», — М. С. Воронцов постоянно находился в Новгороде. Как опекун он должен был, по расспросным речам и построению И. И. Смирнова, безвыездно оставаться в Москве и выполнять свои прямые регентские обязанности.