Политическая экономия Николая Зибера. Антология

Нам остается досказать немного. Увлекшись более чем следует своей новой теорией прибавочной стоимости, в которой главнейшую роль играет даровая сила природы, г. Жуковский находит, что весь процесс капитала в том виде, как он объяснен у Маркса, представляет неверный вывод из неверного основания. Тут, между прочим, он заявляет нам свое недоумение, почему Маркс не соглашается с учением Смита – Рикардо, что часть дохода, присоединяемая к капиталу, потребляется производительными рабочими? Маркс объясняет свое возражение тем, что в таком случае все продукты страны, о которых говорится, что они присоединяются к капиталу, пошли бы на одну только задельную плату, тогда как в действительности весьма многие из них, проходя однажды через организм рабочего, окостеневают под видом машин, зданий и другого постоянного капитала и тем самым раз навсегда выходят из фонда задельной платы или переменного капитала. Кажется, возражение это явно и совершенно основательно. Но г. Жуковский спрашивает: почему же пойдут эти продукты, если согласиться с мнением Смита, в один только переменный капитал? И прибавляет, что если даже понимать слова Адама Смита в буквальном смысле (а то еще в каком же: ведь Адам Смит не сравнивал работы лошади с работой человека), то и тогда возражение Маркса неверно, потому что «сырой материал и орудия растут также не из ничего (а ведь сам г. Жуковский прежде заявлял, что дерево, скот и проч. могут произрастать и независимо от труда?), а выражают сумму текущего производительного труда, истраченного на их производство, иначе должны быть выражены известным числом (?) рабочих, содержание которых составляет стоимость сырья и орудий». Вот в том-то все и дело, что пища, одежда и жилье, раз потребленные производителями орудий и сырья, уже не возвращаются назад под прежним видом, а принимают вид предметов, негодных для прямого потребления рабочих. Понятно также, что чем больше масса постоянного капитала, тем больше (относительно) количества той пищи и других предметов существования рабочих, которые ежегодно превращаются в орудия и в материалы производства, и тем меньше (относительно) количество таких предметов существования, которые воспроизводятся в своем собственном виде. И это явление составляет одно из множества фактических противоречий капиталистической продукции и вместе – неизбежное последствие процесса накопления капитала, который есть conditio sine qua non капитализма и объяснение которого у Маркса г. Жуковский находит неудовлетворительным. Явления этого нельзя понять, если иметь в виду один только оборот капитала, как это делали Адам Смит и Рикардо и как делает это г. Жуковский. Неудивительно поэтому, что и в наиболее блистательном отделе сочинения Маркса о капиталистическом законе населения, который представляет, бесспорно, лучшее произведение по этому предмету во всей экономической литературе, г. Жуковский не мог заметить ничего, кроме того, что «оно преисполнено бесконечных тавтологий, бесконечной игры отвлеченными категориями, отягощающими без всякой нужды чтение».

Из остального, что говорит нам г. Жуковский, мы остановимся на объяснении им значения того понятия, которое, по его мнению, имеет Маркс о происхождении капиталистического процесса. Происхождение это Маркс сводит, по мнению г. Жуковского, подобно другим представителям того же направления, которые почему-то полагают, что в один прекрасный день все на земле пошло не так и не туда, куда следует, на одни только совершенно случайные причины, каковы, например, сначала закрепощение, а впоследствии обезземеление работника, то есть на экспроприацию громадного большинства народонаселения меньшинством. «По мнению Маркса, – говорит г. Жуковский, – в Европе произошло безземельное освобождение и вышел капиталистический порядок; в другом месте могло быть не безземельное освобождение и капиталистического порядка не должно выйти. Но Маркс не спрашивает себя даже: не есть ли обезземеление рабочих лишь один из моментов этого самого капиталистического производства и результат более глубокой и существенной причины, которая обусловила и экспроприацию, и капиталистический порядок заодно».