Политическая экономия Николая Зибера. Антология

В-пятых, ни для кого не составляет тайны, что умственный труд имеет всюду свою необходимую задельную плату под видом ли жалованья или привилегии за изобретение и в этом смысле одинаково с мускульным трудом входит в состав каждого атома рабочего времени. Да и странно было бы предполагать иначе, так как отделить в каком-либо деле умственные операции от физических не представляется возможности. Правда, в области вознаграждения за умственный труд случай и произвол играют более значительную роль; но этому способствует уже особый элемент, а именно та власть, имеющая историческим источником деление военного труда, какую имеют вообще люди, исполняющие специально умственные функции, над людьми физического труда. Что при всем том задельная плата, получаемая умственным трудом во всех решительно его видах, в сравнении с общей массой добавочной ценности представляет не более как каплю в море, это может быть доказано не одной только статистикой жалованья служащих государству, промышленности, обществу. Это доказывают, несомненно, во-первых, громаднейшие дивиденды, получаемые без всякого труда владельцами бумаг различных акционерных предприятий, которых, надеемся, сам г. Жуковский не назовет и тружениками знания. Это доказывает, во-вторых, то обстоятельство, что по меньшей мере 75 % ежегодной прибавочной стоимости при условии непрерывного накопления капитала по системе сложных процентов, какую видим мы вокруг себя, снова присоединяется к капиталу и превращается значительной долей в добавочные орудия, материалы и т. п., которые, не составляя ни пищи, ни одежды, ни жилья, не могут служить вознаграждением за труд не только умственных рабочих, но и вообще какого-либо человеческого существа. А между тем это накопление капитала с сопутствующим ему расширением рынка представляет conditio sine qua non существования самой капиталистической продукции, и нам в высшей степени странно, что г. Жуковский этого не заметил.

В-шестых, существование не внешней и формальной, а внутренней и органической связи между продлением рабочего дня за известные пределы и добавочной ценностью доказывается тем соображением, что если бы текущий труд на фабриках был ограничен одной только необходимой нормой времени, то это положило бы немедленный конец капиталистическому производству, а вместе с тем и накоплению капитала и сосредоточению его в одних руках. Каждый рабочий, не медля ни минуты, мог бы поэтому сказать г. Жуковскому, что измерять добавочную ценность длиной рабочего дня не все равно что мерять рост человека при помощи аршина – и что не все равно, работать ли 12 часов в день или же только 6. Что и сами фабриканты прекрасно понимают, что между их доходом и продолжительностью рабочего дня существует именно теснейшая органическая связь, – это прекрасно видно из того, с какой энергией они кричат: «Горим!», как только почуют в воздухе вопрос о сокращении дня путем ли стачки или же законодательным порядком[337].

После всего сказанного читатель может видеть, что сравнение рабочего с гвоздем по меньшей мере не удовлетворительно, что прием, допущенный Марксом, доказывает очень много, а не «ровно ничего», как выражается г. Жуковский; что не Маркс «спутал вещи», а г. Жуковский; что Маркс исследовал процесс труда тогда и там, где это надлежало, и что обвинение в формализме относится гораздо больше к г. Жуковскому, – который «капитализирует» силы природы, считает прибылью досуг, смешивает работу лошади и вообще внешней природы с работой человека, и это в области хозяйства, где отделение дарового элемента от стоящего человеческих усилий представляет элементарную необходимость, – чем к Марксу.

VI