Политическая экономия Николая Зибера. Антология

До какой последней степени все возражения Жуковского имеют несчастье бить мимо цели, доказывают следующие слова Маркса: «Мелкий (средневековый) способ производства предполагает раздробление земли и других орудий производства. Вместе с сосредоточением последних оно исключает и кооперацию труда в данном процессе производства, общественное господство над природой и управление ею, одним словом, исключает развитие общественной производительной силы. Он возможен только при узких первобытных условиях производства и общества. На известной ступени развития он сам доставляет материальные средства внутри общества страсти и силы, которые чувствуют себя скованными им. Он должен быть уничтожен, и он уничтожается. Уничтожение его, обращение индивидуальных и раздробленных средств производства в общественно-сосредоточенные, то есть обращение мелкой собственности многих в громадную собственность немногих… образует первоначальную историю капитала»[338]. Отсюда следует, во-первых, что процесс капиталистического производства Маркс считает не случайным, пошедшим не туда и не так, куда следует, а представляющим необходимое последствие развития общественной кооперации. Во-вторых, по мнению Маркса, процесс капиталистической продукции, несмотря на всю ту ломку, которую он сделал в обществе, представляет, взятый в целом, не реакционное, а прогрессивное общественное явление и совпадает с развитием общественной силы. В-третьих, Маркс утверждает, что экспроприация большинства и обращение раздробленных средств производства или капиталистическое производство и социализация рабочих представляют одно и то же явление, а следовательно, нельзя искать такой причины, которая обусловила капиталистический порядок и экспроприацию заодно, так как экспроприация есть то же, что и капиталистический порядок, а этот последний совпадает с развитием общественной кооперации. Отсюда, между прочим, видно, как понял г. Жуковский Маркса, когда он говорит, что будто, по мнению Маркса, экспроприация была причиной капиталистического производства, и если бы не было экспроприации, то не было бы и капитализма. Тут верно только то, что всякая вещь в мире сама с собою неразлучна и что история не знала другого средства к социализации труда разбросанных землевладельцев, как обезземеление, в котором громаднейшую роль играли власть и сила.

В заключение г. Жуковский заявляет: «Как просты кажутся формалистам причины капиталистического процесса, столь же просты кажутся им и средства к его изменению. Для Маркса, по-видимому, все дело может ограничиться одним закреплением за рабочими права на прибыль». Оставляя в стороне новый упрек Марксу в формализме, удельный вес которого мы уже оценили, мы опросили бы г. Жуковского, где, в каком именно месте своей описи Маркс выразил ту мысль, что все дело может ограничиться одним закреплением за рабочими права на прибыль? Сказать по правде, мы такого места не встречали, а, принимая в соображение весь труд Маркса, считаем даже просто невозможным, чтобы он думал разрешить вопрос так «просто». Довольно вспомнить, что он говорит о том влиянии, какое производит машинная работа даже в своей нынешней оболочке на образ сложения труда, на кооперацию людей в обществе, чтобы сейчас же увидать, что Маркс предвидит в будущем существеннейшие изменения именно на этой почве, которая и является в его глазах тем материальным базисом, на котором воздвигается тот или иной отдельный способ производства. Но г. Жуковский почему-то оставил это без внимания.

Нам остается лишь заметить, что г. Жуковский совершенно напрасно выставляет своим читателям исследования Маркса под видом одной лишь апологии прав рабочих классов, давая тем понять, что автор «Капитала» поставил средства выше цели и подгоняет факты под заранее составленные положения. Совсем напротив: сочинение Маркса дает чисто научную картину процесса капиталистической продукции, и если из рассмотрения ее выносятся те выводы, на которые указывает г. Жуковский и которые делает во многих случаях сам автор «Капитала», то на то есть пословица: «На зеркало нечего пенять…» Что это справедливо, в том может убедиться каждый, взяв в руки карандаш и зачеркнув у Маркса все то, что носит характер более или менее личных и субъективных выводов и заключений. Тогда остаток изобразит ту чистую теорию, в которой не будет уже места ни симпатиям, ни антипатиям, и будет видно без труда, что сама теория от этой операции ничуть не пострадала.

Пусть же теперь решает сам читатель: кто больше формалист – Маркс или г. Жуковский?

О потребительных товариществах [339]