Проект Конституции был немедленно переведен на ряд языков – английский, французский, польский, китайский и др.[1450]
Прослеживается подчеркнутое внимание разработчиков к точности юридических формулировок в области федерализма и адекватности их терминологии западных конституций. Характерна дискуссия по этому вопросу, возникшая в связи с телеграммой директора Парижского издательства «ЭСИ» тов. Л. Муссенака, в которой он «сигнализирует» о «смысловом расхождении» в употреблении слов «fédéral» и «fédéré» во французском переводе проекта Советской Конституции и указывает на необходимость пересмотра перевода ст. 13 по 21 включительно. Этот вопрос стал предметом рассмотрения специальной комиссии во главе с А. Я. Вышинским с привлечением экспертов-лингвистов. «Русское слово “союзный” в применении к центральным органам всего Союза ССР, к центральному Правительству Союза и самому СССР, – заключили эксперты, – правильно передано в переводе французским словом “fédéral”. Равным образом, слово “Союзная”, в применении к отдельным республикам, входящим в состав Союза ССР, правильно переведено французским словом “fédéré”. Употребление слов “fédéral” и “fédéré” в указанных значениях соответствует как общепринятому значению этих слов во французском языке, так и применению этих слов во французской специальной литературе по государственному праву, в Швейцарской конституции 1874 г., во французском переводе Конституции США»[1451]. Как отметил Вышинский, «слова “fédéral”“fédéré” правильно употреблены в нашем переводе проекта Советской Конституции (слово “fédéral” как соответствующее русскому “Союзный” в применении к отдельным республикам, входящим в состав Союза)»[1452]
.В распоряжении Конституционной комиссии (в Кремлевской библиотеке) находилась как европейская (соч. А. Эсмена, Г. Еллинека, Ф. Лассаля и т. п.), так и старая русская правовая и историческая литература (работы Г. Ф. Шершеневича, Г. А. Евреинова, Д. М. Петрушевского, публикации Основных законов Российской империи, либеральных конституционных проектов, стенограмм Учредительного собрания), не говоря о предшествующих советских конституциях и законодательствах (собрания советских конституций с поправками в различных изданиях). В интерпретации изменений конституционного строя (как показывают труды Г. С. Гурвича, П. Стучки, Н. Крыленко, Я. Л. Бермана, Е. Пашуканиса, В. Н. Дурденевского и др.) идеологические мотивы всегда доминировали над юридическими, зарубежному праву отводилась сугубо вспомогательная роль, а в центре внимания находилась логика «советского строительства». Этот подход доминировал в ходе обсуждения проекта[1453]
и принятия Конституции 1936 г.[1454] Он исключал официальное признание обращения к иностранному опыту или тем более его заимствованиям. То, что для внешней аудитории преподносилось как движение в направлении западных стандартов парламентаризма, федерализма и прав человека, для внутренней – как их прямая антитеза. Внутренней аудитории разъяснялось, что «для понимания тех вопросов, которые поставлены пересмотром советской Конституции, буржуазные конституции могут дать очень мало», поскольку «служили задачам создания в народных массах иллюзии их участия в управлении капиталистическим государством и маскировали всевластие буржуазии». Напротив, сталинская конституция служит развитию «советского демократизма, является действительным средством для еще более широкого вовлечения масс в строительство пролетарского государства, для выявления всех недостатков, для борьбы с бюрократизмом, для коммунистического воспитания десятков миллионов людей»[1455].5. Результаты кампании внешнего пиара
В чем виделось советским аналитикам главное достижение кампании конституционного пиара в иностранной прессе?
Сводная аналитическая записка – «Американская пресса о проекте Конституции СССР» дает ответ на этот вопрос. Прежде всего, констатировалось, что данный информационный повод оказался в центре дискуссий, отодвинув внутриполитическую повестку. «Вся американская пресса (за единственным исключением газет Херста) отозвалась на обнародование проекта новой советской Конституции передовыми статьями, комментирующими обильные сообщения о проекте, переданные московскими корреспондентами американских агентств и газет. Совпадение опубликования Конституции с разгаром съезда республиканской партии в Кливленде не сумело отодвинуть вопроса о Конституции на задний план. Сообщения о Конституции фигурировали во всех газетах на первых страницах, рядом с сообщениями о намечении Ландона кандидатом республиканской партии в президенты. За продолжительный период ни одно сообщение, касающееся внутренней жизни СССР, не получало в американской печати такого широкого и в общем благожелательного освещения, как сообщение о новой советской Конституции»[1456]
.