Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Было бы неверно утверждать, что в западной прессе о Конституции совсем отсутствовала постановка вопроса о соотношении имитации и реальности – эта тема зафиксирована в независимых (не принадлежащих к республиканской или демократической партиям) изданиях, но не получила последовательного развития. Имитационный характер «демократических» изменений отмечался критиками: «Курьер Джорнал» (Луизвилл, шт. Кентукки, независимое издание) в передовой «Русская демократия» писал: «Диктатура сохранится. Народ в целом только с виду будет участвовать в государственных делах…»[1429] Сомнения в демократичности избирательной системы были вполне осязаемы: «Геральд» (Сиракузы, шт. Нью-Йорк, независимое издание) в передовой «Политический жест России» отмечал: «Политическая партия по-прежнему остается единственной дозволенной политической организацией. Эмансипированным русским будет разрешено выбирать только коммунистов и только открытым голосованием, за исключением какой-то “части” выборных чиновников». Это – «странная система голосования»[1430]. Но эта имитация, тут же констатировало издание, может перерасти в полноценную демократию. Невозможность сочетания коммунистического деспотизма и конституции в конечном счете приведет к торжеству последней. «Юнион» (Манчестер, шт. Нью-Гемпшир, независимое республиканское издание) в статье «Новая русская конституция» констатировал: «Сомнительно, чтобы демократизм и коммунизм смогли ужиться, не стремясь уничтожить друг друга. Оба эти идеала несовместимы. Ведь по существу коммунизм – это двойник деспотизма»[1431]. Ситуация неустойчивого равновесия демократии и авторитаризма допускала осторожный оптимизм: «Ивнинг Теннесси» (Нэшвилл, шт. Теннесси, независимое издание) в передовой «Россия увидела свет» задавалось вопросом: «Что все это означает? Является ли это жестом, рассчитанным на поддержку и симпатию демократических государств, или это искреннее признание того, что отныне для завоевания места под солнцем России требуется нечто большее, чем рухнувшая надежда на победу коммунистической системы во всем мире?»[1432]

Нейтрализация сомнений критиков осуществлялась путем ценностной релятивизации границы демократии и авторитаризма в переходный период. В подобной интерпретации сомнения в реальности демократического перехода имели право на существование: Критикуя апологетические аргументы московского корреспондента «Нешин» Луи Фишера, журнал «Ньюс-Уик» в статье «Сталин собирается совмещать диктатуру с Конституцией» «выражает сомнение в том, вполне ли готов диктатор Сталин, выработавший закон, броситься в политическую свалку»[1433]. «Нью-Репаблик» полагал, что хотя новая Конституция – шаг в направлении либерализации, его не следует преувеличивать. «Новое предложение отнюдь не означает отступление от программы социализма. Охрана частной собственности не означает использования частного капитала для эксплуатации чужого труда. Гарантия религиозной свободы означает, по существу, закрепление существующего положения, при котором церковь терпится, но все меньшая и ничтожная часть молодого поколения подпадает под ее влияние. Свобода слова и печати не означает, что открытая пропаганда частного капитализма будет дозволена; свобода эта означает лишь ее большее ударение на самокритику на базе признания бесклассового общества и общественной собственности на средства производства всеобщим идеалом. Русские коммунисты по-прежнему будут исходить из того, что политическая свобода без экономической справедливости и безопасности является обманом и любой ценой будут защищать свой эксперимент»[1434].