Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Третье – было предложено внешне убедительное объяснение радикального поворота в советской политической системе, представленного как логическое завершение большевистской революции. Эта задача достигалась принятием общей концепции угасания революционных циклов по исчерпании их деструктивного потенциала. В этой логике спонтанный поворот режима вправо выступал логическим завершением его эволюции. «Чикаго Трибюн» в передовой «На пути к свободе» констатировала: «Конституция представляет собою разительный скачок вправо. Это означает практический отказ от наиболее священных догм коммунистической веры»[1416]. Выстраивая аналогию с «Термидором» Французской революции, «Таймс Пикеюн» (Нью-Орлеан, шт. Луизиана) в передовой «Эволюция России» писала об отличии идей новой Конституции от аутентичного марксизма-ленинизма: «Мысль о том, что Россия неожиданно становится полноценной демократической страной, кажется нам сейчас ошеломляющей, хотя, быть может, Россия уже шла к этому в течение последних двух десятилетий. Примерно столько же времени прошло между Францией периода гильотины и теми днями, когда империя Наполеона достигла своего зенита. Россия как страна действительно конституционная, – это, возможно, только мечта. Но все-таки, происходящая перемена не менее ошеломляет, чем разница между нынешним режимом в стране и царским режимом»[1417]. Объяснение вынужденного «правого поворота» связывалось с внешними и внутренними трудностями советского режима: «Нью Йорк Сан» (республиканское издание) в передовой «Демократия в России» отмечала, что проект новой Конституции «представляет собой дальнейший шаг СССР по направлению к демократии», с оговоркой: «Но, возможно также, что это только жест, рассчитанный либо на преодоление внутренних затруднений, либо на эффект вовне»[1418]. Эти аргументы достигали и другую цель – нейтрализации критиков режима в эмиграции, поскольку были вполне созвучны с представлениями части белой эмиграции (типа Н. Устрялова) и даже внутрипартийной оппозиции, объяснявшей Конституцию 1936 г. термидорианским перерождением режима (Л. Троцкий)[1419]. Тезис о Термидоре получил наиболее широкое распространение у бежавших на Запад советских чиновников[1420].