Читаем Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке полностью

Организаторам кампании удалось предложить приемлемые для Запада мотивы принятия Конституции. По мнению западной прессы, основным мотивом стала реставрация капитализма: «Ивнинг Уорлд» (Блумингтон, Индиана, издание демократов) в передовой «Новая русская система» отмечал: «Новая конституция смахивает на возврат к капиталистической системе, столь ненавистной коммунистам… Весь мир, наверно, проявит осторожность при окончательной оценке этой перемены и предпочтет судить о ней на практике»[1421]. Другим мотивом представало изменение социальной структуры общества в направлении гражданского равенства. «Крисчен Сайенс Монитор» говорил: «Советский крестьянин выигрывает от новой конституции. Заводские рабочие лишаются господствующей роли в политике, классовые различия уничтожены. Но Сталин сохраняет свое твердое руководство»[1422]. Отмечались уступки национализму в регионах. Журнал «Тайм» в разделе «Заграничные новости» отмечал: «И в эту конституцию диктатор включил пункт, подымающий положение его родины – Грузии. Отныне Грузия станет Автономной Федеративной Советской Социалистической Республикой»[1423]. Третьим мотивом выступала комбинация внутренних и внешних изменений, в частности – стремление противостоять фашизму. «Индепендент» (Марфисборо, шт. Иллинойс) в передовой «Россия освобождается» говорила: «Это – наиболее благоприятное сообщение из Европы за последние 10 лет», отмечая опасность установления фашизма в Италии и Германии[1424]. Четвертым мотивом признавалось вынужденное принятие демократических норм в условиях постреволюционной стабилизации: «Индепендент» констатировала: «Русские получают теперь все те права и привилегии, которыми американцы обладают уже в течение 160 лет существования их конституции». «Это показывает, насколько стабильным стало русское правительство. Очевидно, диктаторы почувствовали, что миновала опасность новой революции, которая могла бы грозить низвержением системы власти»[1425]. Наконец, пятым мотивом принятия Конституции представало окончание революции в силу достижения ее основных целей, открывающее возможности реальной демократизации: Журнал «Нейшин» от 17 июня 1936 г. в статье Луи Фишера «Новая советская конституция» приходил к наиболее оптимистичной оценке ситуации: «классовая борьба в СССР закончилась и наступила эра стабильности». «Внутренний мир, изобилие и прогресс ведут к демократии; что противостоит им, ведет к диктатуре. И Советский Союз в состоянии поэтому без опасности пойти по пути от диктатуры к демократии». Фишер прогнозировал, что партия «будет постепенно отмирать»; «Советская демократия может уменьшить вероятность мировой войны». Вывод знаменовал успех пиар-акции: «коллективизацией, индустриализацией, а теперь и вступлением на путь демократии – всеми этими замечательными своими достижениями Сталин обеспечил себе место в истории»[1426].

3. Нейтрализация мнений критиков советского режима и закрепление его позитивного имиджа на Западе

Одной из задач кампании стала нейтрализация мнений скептиков, последовательно отодвигавшихся на периферию дискуссии. Интерес к русской революции и коммунистическому эксперименту как альтернативе традиционному «буржуазному» обществу породил обширную западную литературу, объем которой нарастал в 1930-е годы. В центре внимания находились вопросы соотношения ленинского и сталинского периодов революции, экономические и социальные преобразования, плановое хозяйство, перспективы демократии, сравнение советского строя и укреплявшихся в Европе фашистских режимов, перспективы СССР, возможности военного и дипломатического взаимодействия с ним. Однако этот неподдельный интерес к новому социальному строю включал не только позитивные отзывы, но и острую критику формирующейся диктатуры[1427]. Свой вклад в эти критические оценки вносила эмигрантская литература, однозначно отвергавшая советский режим. Наконец, существенное влияние оказывали сочинения различных иностранных визитеров, мнения которых о советской реальности в целом были амбивалентны или очень далеки от установок советской пропаганды[1428]. Многие авторы увидели за идеологическим фасадом настоящий «кошмар» сталинского режима, тяжесть жизни населения, писали об имитационных политических процессах и полном отсутствии политических прав и свобод в стране «победившего социализма».

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука
Knowledge And Decisions
Knowledge And Decisions

With a new preface by the author, this reissue of Thomas Sowell's classic study of decision making updates his seminal work in the context of The Vision of the Anointed. Sowell, one of America's most celebrated public intellectuals, describes in concrete detail how knowledge is shared and disseminated throughout modern society. He warns that society suffers from an ever-widening gap between firsthand knowledge and decision making — a gap that threatens not only our economic and political efficiency, but our very freedom because actual knowledge gets replaced by assumptions based on an abstract and elitist social vision of what ought to be.Knowledge and Decisions, a winner of the 1980 Law and Economics Center Prize, was heralded as a "landmark work" and selected for this prize "because of its cogent contribution to our understanding of the differences between the market process and the process of government." In announcing the award, the center acclaimed Sowell, whose "contribution to our understanding of the process of regulation alone would make the book important, but in reemphasizing the diversity and efficiency that the market makes possible, [his] work goes deeper and becomes even more significant.""In a wholly original manner [Sowell] succeeds in translating abstract and theoretical argument into a highly concrete and realistic discussion of the central problems of contemporary economic policy."— F. A. Hayek"This is a brilliant book. Sowell illuminates how every society operates. In the process he also shows how the performance of our own society can be improved."— Milton FreidmanThomas Sowell is a senior fellow at Stanford University's Hoover Institution. He writes a biweekly column in Forbes magazine and a nationally syndicated newspaper column.

Thomas Sowell

Экономика / Научная литература / Обществознание, социология / Политика / Философия