Организаторам кампании удалось предложить приемлемые для Запада мотивы принятия Конституции. По мнению западной прессы, основным мотивом стала реставрация капитализма: «Ивнинг Уорлд» (Блумингтон, Индиана, издание демократов) в передовой «Новая русская система» отмечал: «Новая конституция смахивает на возврат к капиталистической системе, столь ненавистной коммунистам… Весь мир, наверно, проявит осторожность при окончательной оценке этой перемены и предпочтет судить о ней на практике»[1421]
. Другим мотивом представало изменение социальной структуры общества в направлении гражданского равенства. «Крисчен Сайенс Монитор» говорил: «Советский крестьянин выигрывает от новой конституции. Заводские рабочие лишаются господствующей роли в политике, классовые различия уничтожены. Но Сталин сохраняет свое твердое руководство»[1422]. Отмечались уступки национализму в регионах. Журнал «Тайм» в разделе «Заграничные новости» отмечал: «И в эту конституцию диктатор включил пункт, подымающий положение его родины – Грузии. Отныне Грузия станет Автономной Федеративной Советской Социалистической Республикой»[1423]. Третьим мотивом выступала комбинация внутренних и внешних изменений, в частности – стремление противостоять фашизму. «Индепендент» (Марфисборо, шт. Иллинойс) в передовой «Россия освобождается» говорила: «Это – наиболее благоприятное сообщение из Европы за последние 10 лет», отмечая опасность установления фашизма в Италии и Германии[1424]. Четвертым мотивом признавалось вынужденное принятие демократических норм в условиях постреволюционной стабилизации: «Индепендент» констатировала: «Русские получают теперь все те права и привилегии, которыми американцы обладают уже в течение 160 лет существования их конституции». «Это показывает, насколько стабильным стало русское правительство. Очевидно, диктаторы почувствовали, что миновала опасность новой революции, которая могла бы грозить низвержением системы власти»[1425]. Наконец, пятым мотивом принятия Конституции представало окончание революции в силу достижения ее основных целей, открывающее возможности реальной демократизации: Журнал «Нейшин» от 17 июня 1936 г. в статье Луи Фишера «Новая советская конституция» приходил к наиболее оптимистичной оценке ситуации: «классовая борьба в СССР закончилась и наступила эра стабильности». «Внутренний мир, изобилие и прогресс ведут к демократии; что противостоит им, ведет к диктатуре. И Советский Союз в состоянии поэтому без опасности пойти по пути от диктатуры к демократии». Фишер прогнозировал, что партия «будет постепенно отмирать»; «Советская демократия может уменьшить вероятность мировой войны». Вывод знаменовал успех пиар-акции: «коллективизацией, индустриализацией, а теперь и вступлением на путь демократии – всеми этими замечательными своими достижениями Сталин обеспечил себе место в истории»[1426].3. Нейтрализация мнений критиков советского режима и закрепление его позитивного имиджа на Западе
Одной из задач кампании стала нейтрализация мнений скептиков, последовательно отодвигавшихся на периферию дискуссии. Интерес к русской революции и коммунистическому эксперименту как альтернативе традиционному «буржуазному» обществу породил обширную западную литературу, объем которой нарастал в 1930-е годы. В центре внимания находились вопросы соотношения ленинского и сталинского периодов революции, экономические и социальные преобразования, плановое хозяйство, перспективы демократии, сравнение советского строя и укреплявшихся в Европе фашистских режимов, перспективы СССР, возможности военного и дипломатического взаимодействия с ним. Однако этот неподдельный интерес к новому социальному строю включал не только позитивные отзывы, но и острую критику формирующейся диктатуры[1427]
. Свой вклад в эти критические оценки вносила эмигрантская литература, однозначно отвергавшая советский режим. Наконец, существенное влияние оказывали сочинения различных иностранных визитеров, мнения которых о советской реальности в целом были амбивалентны или очень далеки от установок советской пропаганды[1428]. Многие авторы увидели за идеологическим фасадом настоящий «кошмар» сталинского режима, тяжесть жизни населения, писали об имитационных политических процессах и полном отсутствии политических прав и свобод в стране «победившего социализма».