Достижением сталинского политического пиара выступало признание западной прессы уже самой возможности демократической эволюции советского режима. В этой ситуации приемлемо выглядел даже тезис о сохранении определенного баланса начал демократии и однопартийной диктатуры: «Юнайтед Пресс», комментируя мнения официальных кругов о Конституции, резюмировала: «Решение Советской России установить парламентскую систему власти может означать только смягчение «диктатуры пролетариата», но не введение демократии в американском и западном понимании этого слова. Хотя парламенту предоставляется значительно большая власть, чем нынешнему съезду советов и хотя парламент освободился от диктатуры коммунистической партии, он все-таки будет лишь штамповать политику, заранее намеченную Сталиным и другими членами всесильного Политбюро»[1435]
. Вполне приемлемым оказывался и тезис о некотором смягчении диктатуры, в ходе которого демократия ведет к ослаблению партийного контроля: «Ивнинг Джорнел – Эври Ивнинг» (Вилмингтон, штат Делавер, независимое издание) в передовой «Демократия в России?» терялся в догадках: «Насколько возрастает эта народная власть – трудно еще сказать, но партия, очевидно, не собирается отказываться от роли фактического вождя России. Демократия в нашем понимании этого слова, как и свобода, еще не наступили в России. Возможно, что дело окончится только некоторым ослаблением контроля»[1436].Закрепление позитивных оценок осуществлялось в рамках так называемого сенсационного пиара. Ключевым его положением выступала тема невиданной в истории акции добровольного отказа от диктаторской власти: «Нью-Йорк Гарольд Трибьюн» (республиканцы) в передовой «Советы на пути к свободному правительству» делал «ошеломляющие выводы»: «либо диктатура Сталина сама выразила готовность привлечь весь русский народ к участию в управлении государством, либо была вынуждена к этому. Но этот акт, в особенности если он был добровольным, является чем-то новым под луной. Действительно, когда в истории случалось, чтобы деспотизм по своему собственному желанию отказался от методов угнетения? Новая Конституция предусматривает такую структуру власти, которая во многих отношениях напоминает нашу»[1437]
. Республиканская газета «Вашингтон пост» в передовой статье «Россия на пути к демократии» констатировала: «Если новую Конституцию России, только что утвержденную ЦИК, истолковать буквально, то советский режим является первой в истории диктатурой, добровольно себя демократизирующей»[1438]. «Юнион» (Манчестер, шт. Нью-Гемпшир) в статье «Новая русская конституция» подчеркивал: «Движение бронированной диктатуры по направлению к демократии – это поистине феноменальное явление, ибо безраздельная власть обычно добровольно не сдается»[1439]. «Литерари Дайджест» обращала внимание на кампанию «всенародного обсуждения Конституции в СССР: «Сталин сделал широкий жест, предложив русскому народу высказаться по поводу новой конституции. Он проникся новыми идеями, цель которых повернуть Россию в сторону демократии»[1440].4. В какой мере западный опыт был использован при разработке Конституции?
В ходе разработки проекта Конституции действительно были предприняты усилия по достижению его максимального внешнего сходства с конституциями западных стран. В рамках Конституционной комиссии, возглавленной Сталиным, была образована специальная группа по сбору и анализу иностранных конституций и законодательных актов. В ходе первого заседания Комиссии было принято решение: «обязать т. Радека организовать перевод и издание существующих конституций и основных законоположений главных буржуазных государств как буржуазно-демократического типа, так и фашистских, и разослать их членам Конституционной комиссии». Предписывалось «обязать т. Бухарина, Мехлиса и Радека организовать обстоятельный юридический разбор конституций основных буржуазных стран на страницах печати»[1441]
. Члены Комиссии Н. Бухарин и К. Радек возглавили подкомиссии соответственно – по правовым вопросам и избирательному праву. «Пересмотр советской конституции, – констатировали официальные комментаторы, – вызван переходом к формам, предвиденным в старых демократических конституциях, как, напр., прямое, тайное и равное голосование», но «эти формы у нас наполнены совершенно другим содержанием и служат совершенно другим целям»[1442]. С этих позиций основное внимание разработчиков было направлено на анализ тех проблем советского права, которые вызывали наибольшую критику на Западе – прав гражданства, избирательного законодательства, федерализма и структуры парламентских институтов.