Эти утопические установки получили раскрытие в структуре Конституции – основных разделах, разделенных на главы: первый из них – «Общественный и государственный строй» – фиксирует основополагающие конструкции общества «строящегося коммунизма»: советское общенародное социалистическое государство; Союз равноправных и суверенных наций; характер и формы собственности; «свободный труд свободных людей»; принципы социалистического хозяйствования; Коммунистическая партия и общественные организации (главы 1–6). Второй раздел – «Личность, общество и государство», вопреки предшествующей традиции номинального конституционализма, суммирует права личности, хотя и связывает их непосредственно с ее обязанностями: свобода личности и равенство граждан; основные права граждан; основные обязанности граждан (гл. 7–9). Появление третьего раздела – «Народовластие в СССР» – связано с оптимистическим представлением о возможности реанимировать советы в качестве ограниченной формы народного представительства: народные советы – представительные органы; выборы в народные советы; депутат народного совета; прямое, непосредственное народное правление (гл. 10–13).
Ощущая декларативность этих установок, разработчики вынесли в следующий, четвертый раздел Конституции – «Органы государственной власти СССР», вольно или невольно отделив их тем самым от представительных институтов: Верховный Народный Совет СССР (далее ВНС СССР); полномочия ВНС СССР; Президиум ВНС СССР; Комиссии ВНС СССР и комиссии его палат; Государственный Конституционный суд; Совет министров СССР (гл. 14–19). Пятый раздел – «Союзные республики» – охватывает проблематику федерализма в ее своеобразной советской трактовке: союзная республика – суверенное государство; органы государственной власти союзной республики; органы государственной власти автономной республики; основы построения местных народных советов (гл. 20–22). Шестой раздел – «Охрана социалистической законности и правопорядка» – раскрывает безусловно актуальные в период десталинизации вопросы: социалистическая законность; социалистическое правосудие; прокурорский надзор; народный контроль (гл. 24–27). Нетипичный для традиционных конституций раздел седьмой – «Цели и принципы внешней политики СССР» – оказался важен по идеологическим причинам и включил: основы внешней политики СССР; СССР и мировая система социализма (гл. 28–29). Раздел восьмой представляет «Заключительные положения», к которым отнесены: герб, флаг, гимн, столица СССР; порядок изменения Конституции СССР; заключение (гл. 30–32)[1536]
.В целом структура Конституции 1964 г. отражает приоритет идеологии (Третья программа КПСС) над правом, стремление представить коммунизм как юридическую реальность, конституционно зафиксировать его основные параметры на переходный период. Предшествующие советские Конституции предусмотрительно отказывались от определения таких метафизических понятий как «социализм» и «коммунизм», поскольку, по мнению Сталина, конституция «призвана регистрировать только то, что уже имеется в действительности»[1537]
. В новой Конституции, считали разработчики (подкомиссии М. А. Суслова в 1964 г.), целесообразно, напротив, включить программные положения, что, по их мнению, соответствовало «ленинской практике». Однако отказ от идеи пролетарской диктатуры в пользу общенародного государства ставил вопрос о поддержании легитимности партии. В интернациональной дискуссии о социальной структуре советского общества было показано, что, во-первых, она претерпела радикальные изменения в направлениях, сходных с обществами западных индустриальных стран, во-вторых, место рабочего класса в этой структуре уже не определялось категориями доминирующего класса в традиционном марксистском смысле; в-третьих, политическая активность его общественных организаций (профсоюзы) была далека от утопических представлений коммунистических идеологов, демонстрируя их безвластие и подчиненную роль в однопартийном режиме[1538]. В этих условиях выдвижение постулата «общенародного государства» оказывалось в противоречии с программным положением о ведущей роли рабочего класса в условиях перехода к коммунизму, а отказ от последнего ставил под вопрос легитимность коммунистической партии как единственного выразителя воли народа.