Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Вопрос о соотношении Конституанты, Советов и революционной диктатуры – центральная проблема внутрипартийной дискуссии в большевизме. В апреле 1917 г. правые большевики интерпретировали русскую революцию как «буржуазно-демократическую», а ее содержание видели в использовании самопровозглашенных советов исключительно для давления на Временное правительство с целью скорейшего созыва Учредительного собрания (в котором они рассчитывали получить большинство либо создать мощную оппозиционную фракцию). Радикальное крыло партии во главе с Лениным, напротив, настаивало на немедленном превращении советов в основу политической системы – создании «государства типа Парижской коммуны» – революционной диктатуры, которая «опирается не на закон, не на формальную волю большинства, а прямо непосредственно на насилие», ибо «насилие – орудие власти». Каменев определил подход Ленина как авантюризм, с чем тот вполне согласился. «Наш авантюризм», заявил Ленин, состоит в «попытке прибегнуть к насильственным мерам» без очевидной гарантии успеха, потому что нельзя же заранее определить, в какую сторону «колебнется масса» в решающий момент[250]. Тем не менее лозунг Учредительного собрания было решено сохранить как тактически более приемлемый. «Резолюция об отношении к Временному правительству» усматривала главный признак его недемократичности в нежелании созыва Конституанты – оттягивании созыва Учредительного собрания под предлогом технических трудностей[251].

В условиях, когда большевики не контролировали советы, апелляция к скорейшему созыву Учредительного собрания позволяла достичь две цели – дезавуировать Временное правительство как «контрреволюционное» и вести мобилизационную кампанию вокруг популистских лозунгов – прекращения войны и разрухи, национализации земли и промышленности[252]. Начатая большевиками предвыборная кампания в Учредительное собрание преследовала именно эти цели, делая акцент на агитацию в армии и на фронте[253]. Известный отказ Ленина и Зиновьева явиться на суд «буржуазного правительства» сопровождался оговоркой о возможности сделать это на Учредительном собрании, ибо только оно «будет правомочно сказать свое слово по поводу приказа Временного правительства о нашем аресте»[254]. Образ последовательных защитников Конституанты позволял большевикам разрушить демократические институты поиска консенсуса, стал предлогом ухода большевиков из Демократического совещания и Предпарламента: «Вся суть в том, – говорилось в декларации большевиков, – что буржуазные классы, направляющие деятельность Временного правительства, поставили себе целью сорвать Учредительное собрание. Это сейчас основная задача цензовых элементов, которой подчинена вся их политика, внутренняя и внешняя»[255].

Проблема отношения к Учредительному собранию стала стержнем внутрипартийной дискуссии в период подготовки Октябрьского переворота и его осуществления. Сохранение линии на созыв Конституанты означало отказ от идеи переворота. Такова была известная позиция Каменева и Зиновьева, видевших в Учредительном собрании оптимальный способ достижения согласия всех революционных «социалистических партий» и возможность проведения программы большевиков, а в немедленном осуществлении переворота – срыв этого курса, ни больше ни меньше, как стремление «ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции». «Учредительное собрание плюс Советы – вот тот комбинированный тип государственных учреждений, к которому мы идем»[256]. Аргументация данной позиции заключалась в представлении о возможности большевиков победить на выборах и создать по их результатам «правящий блок». Данной позиции противостоял циничный взгляд Ленина: «Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу»[257]. Возражая на обвинения в авантюризме, Ленин настаивал на немедленном захвате всей власти. В условиях политического кризиса «настроением масс руководиться невозможно, ибо оно изменчиво и не поддается учету; мы должны руководиться объективным анализом и оценкой революции». Поэтому реальный выбор – не между парламентаризмом и переворотом, но в определении формы будущей диктатуры[258]. В этом контексте понятен смысл публичных заявлений противников ленинской тактики, считавших, что «взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом»[259]. После Октябрьского переворота данная позиция выражалась в идее «создания коалиционного правительства социалистических партий» вместо концепции «чисто большевистского правительства», сохранение которого у власти возможно исключительно «средствами политического террора»[260].