Во второй декаде XXI века оценки исторических событий становятся все более осторожными, что на фоне радикализма 1990-х воспринимается чуть ли не как масштабная переоценка всей государственной позиции по отношению к веку XX. Но мы вновь говорим не о прошлом, мы ходим по кругу в настоящем. Даже поднимая вопрос о национальном примирении и окончании идущей в обществе гражданской войны между «красными» и «белыми» (характерно, что 30 лет назад о такой войне никто ничего не слышал), мы на самом деле подразумеваем лишь смягчение противоречий между апологетами чрезмерно радикальных оценок исторических событий из 1990-х – и их подчас не менее радикальными оппонентами. Причем и первые здесь совсем не монархисты, и вторые далеко не пламенные революционеры-ленинцы. И спорят они, если вникнуть в суть полемики, о путях развития страны после 1991 года, а не о событиях 1917-го.
Каждый из пройденных в последние 25 лет этапов оставил в общественном сознании свой след. По-прежнему жив «красный миф», существовавший с различными вариациями все 74 года советской власти. С ним соседствует возникший в качестве антитезы «белый миф». Оба они с определенного момента удивительным образом пересекаются с монархическими идеями. Представления о нищей лапотной России соседствуют с образом «России, которую мы потеряли».
В итоге на сегодняшний день Николай II канонизирован, Ленин демонизирован (но увековечен в каждом из российских городов, и снос памятников ему у соседей воспринимается исключительно негативно), лидерам Белого движения установлены мемориальные доски, Сталина называют красным монархом. И одновременно министр культуры РФ напоминает, что нас ждет большой юбилей – 100-летие Великой российской революции.
Дело давно не в том, насколько такое положение вещей соответствует выводам исторической науки. А в том, что именно этот конгломерат спорных и подчас совершенно несовместимых оценок, возникших в общественном сознании лишь в последнюю четверть века (что с исторической точки зрения – буквально миг), и является пока единственным пространством для общественной дискуссии по историческим событиям XX века.
Единственный способ разорвать этот порочный круг – предпринять еще одну попытку скрупулезно, шаг за шагом проанализировать, что же произошло с нашей страной 100 лет назад. Попытку непростую настолько, насколько вообще непросто идти против окрепшего в массовом сознании фона, – или сложившегося пространства дискуссии, – по этому вопросу.
Введение
Можно возлагать вину за революцию на либеральное крыло Государственной думы, можно на заговор аристократии, на происки большевиков или действия британской, германской и иных разведок. Но с точки зрения теории заговора очень сложно объяснить всю череду революционных событий, потрясших Россию. Пусть в Октябре Ленин захватил власть на деньги кайзеровского Генштаба, пусть даже либералы в Феврале устроили беспорядки, выполняя директивы Лондона, но кто и с чьей подачи устроил революцию 1905 года? Конечно, исторические беллетристы и тут видят руку Японии, но, согласимся, Россия в таком случае превращается в какой-то проходной двор, где иностранные спецслужбы творят, что хотят, а государство совершенно недееспособно. Стоит ли ради таких выводов городить огород, учитывая, что основной смысл обращения к конспирологии – объяснить, что революция не имела внутренних причин, страна была сильна, а власть крепка и уважаема в народе?
Тем более что объяснений требуют не только революция 1905 года, но и рабочие выступления самого начала XX века, и масштабные крестьянские волнения второй половины XIX века (десятки тысяч человек, с охватом целых уездов), для подавления которых раз за разом приходилось применять войска.
Конечно, и эти события при большом желании можно объяснить какими-нибудь происками каких-нибудь сил, но происками неких сил, как показывает практика, можно объяснить вообще все, включая всю историю России. Ведь и Петра I, по мнению ряда авторов, нам подменили во время Великого посольства. Куда там большевикам с их «экспериментом» – над Россией, оказывается, экспериментировали столетиями, меняя монархов, вектор развития, социальный строй…
Но если отвлечься от конспирологических теорий, приходится признать, что в стране происходили некие процессы, пока обозначим их просто как «тревожные». Существуют свои аргументы за то, что это были элементы единого революционного процесса, или совершенно разные всплески революционной активности, или даже просто бунты, сколь беспощадные, столь же и бессмысленные. Это – тема дальнейшего разговора. Пока лишь отметим, что если с регулярностью в 10–20 лет в государстве происходят серьезные эксцессы, а затем его потрясают три идущие одна за другой революции, было бы верхом абсурда не проследить возможные причинно-следственные связи в работе, посвященной этой теме.