Две структуры Российской империи, и даже относящиеся к одному и тому же ведомству, давали существенно разные оценки народонаселения страны – расхождение в 7,5 млн человек.
Ситуация становится еще интереснее, если обратиться к данным, которые собирали другие государственные ведомства. Так, в Сборнике статико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств Отдела сельской экономии и сельскохозяйственной статистики Министерства земледелия империи численность населения в 1913–1914 годах оценивалась следующим образом[7]
Европейская Россия (51 губерния) – 131 796 800 человек; Привисленские губернии (Польша) – 12 247 600; Кавказ – 13 229 100; Сибирь – 10 377 900; Средняя Азия – 11 254 100; Финляндия – 3 277 100. Итого: 182 182 100 человек.Сравним эти данные со сведениями Центрального статистического комитета МВД: всего населения по 51 губернии Европейской России – 125 683 800 человек[8]
по Привисленским губерниям – 11 960 500[9] по Финляндии – 3 196 700[10] Кавказу – 12 512 800[11] Сибири – 9 788 400[12] Средней Азии – 10 957 400[13] Итого: 174 099 600 человек.И если бы дело касалось только численности населения! Не меньше вопросов вызывает, например, сельскохозяйственная статистика. Так, данные по урожаям конца XIX – начала XX века от ЦСК МВД и Отдела сельской экономии и сельскохозяйственной статистики Министерства земледелия отличались подчас на 10–20, а в отдельных случаях и на 25 %[14]
. Что позволяло еще дореволюционным исследователям ставить вопрос таким образом: «Какова ценность русской текущей урожайной статистики с точки зрения исследователей, интересующихся урожаем как валовой суммой продуктов?.. Достигает ли она такой степени абсолютной точности, какая требуется для удачного ведения продовольственной кампании, для правильности расчетов относительно предстоящего состояния хлебного рынка и т. п.? Позволяет ли она вовремя установить в каждый год цифру общего сбора с вероятной ошибкой, не отражающейся серьезно на практических мероприятиях?»[15]Этот вопрос не был сугубо академическим для дореволюционной России, не является он таковым и для нас сегодня – если, конечно, мы стремимся действительно разобраться в жизни страны и происходящих в ней процессах, а не доказать какой-либо заранее заданный тезис, жонглируя теми или иными «удобными» для изложения цифрами.
Не забудем, что в том числе и на основании статистических данных правительство Российской империи делало выводы о ситуации в государстве и принимало серьезные, а иногда и определяющие решения. Например, ЦСК МВД, резюмируя данные о сборах урожая за 1913 год, констатировало: «Общий остаток продовольственных хлебов за вычетом посева в 88 губерниях простирался в 1913 г. до 3.868,903,6 тыс. пудов; деля его на соответствующее число жителей, получим на душу населения 22,81 пуда. Остаток этот на 3,51 пуда более среднего за 5-летие 1908–1912 г. и на 2,02 пуда более прошлогоднего. <…> Если принять достаточным для прокормления одного человека в течение года 15 пудов хлеба, то обеспеченными хлебом частями Империи являются в 1913 г. Европейская Россия, Западная Сибирь и Среднеазиатские области»[16]
Нужно ли говорить, сколь велика в данном случае была бы цена ошибки?Учитывая масштабы разночтений в данных официальной статистики, учитывая ту роль, которую играли численные показатели для управления страной – и играют для нашего дальнейшего изложения, нам не избежать отдельного разговора об истории государственной статистики в Российской империи. В конце концов, должны же мы понимать, какими данными пользовались государственные органы и каким данным можно доверять, а к каким относиться с настороженностью.
Глава 2.
Некоторые особенности познания России