Затем мы обратились к сложному вопросу о том, как справедливые политические принципы, к которым стремится воображаемая нация, могут быть воплощены в эмоциях, имеющих действенную силу. Мы показали, как любовь к этому политическому дому могла быть сконструирована в форме расширенного сострадания, в котором Керубино как гражданин любит то, что принадлежит ему, испытывая сильные эвдемонистические эмоции и в то же время понимая общие принципы справедливости и постигая их в этих самых эмоциональных переживаниях. (Так, требование Ролза обеспечивать эмоции, основанные на принципах, удовлетворяется, но в эвдемонистическом ключе, а значит, в более личном – и к тому же в таком смысле, который включает определенный вид любви, необходимый для преодоления нарциссизма.) Мы утверждали, что должным образом сформированная любовь к нации абсолютно совместима с причудливой индивидуальностью и приверженностью свободе. А в этой главе мы, не сосредотачиваясь исключительно на любви к самой нации, в более общем смысле показали, как проникнутое любовью сострадание может, расширяясь, стать средством реализации политических принципов, не переставая при этом объединять граждан с тем, что они любят. Мы показали, как смех, оставаясь беззаботным и беззастенчивым (потому что смех, действительно, таким и является), может преодолеть отвращение и способствовать общему благу.
ГЛАВА 10. ВРАГИ СОСТРАДАНИЯ
СТРАХ, ЗАВИСТЬ, СТЫД
Я был рад заметить, что привилегиями сада пользовались примерно в равной степени представители всех классов
I. СОСТРАДАНИЕ В ОСАДНОМ ПОЛОЖЕНИИ
Формирование гражданского сострадания требует от нас понимания того, что ему угрожает. Весь наш проект начинается с печальной реальности: люди склонны быть ограниченными и скупыми в своих симпатиях и неохотно поддерживают проекты, направленные на общее благо, если они требуют жертв. Они также склонны к отвратительным практикам, вроде проецирования вызывающих отвращение свойств на подчиненные группы, которые затем в идеологии большинства воспринимаются как полуживотные. На данном этапе нашего исследования у нас есть некоторое понимание того, как сострадание может быть усилено и обобщено, а проецируемое отвращение сведено к минимуму посредством различных гражданских проектов.
Однако у сострадания есть и другие враги. И эти враждебные силы некоторым образом связаны с нарциссизмом, который сужает круг сострадания, или со страхом перед телесностью, который порождает проецируемое отвращение. Тем не менее они отличаются и от отвращения, и друг от друга в своем специфическом эмоциональном содержании и, следовательно, отличаются и стратегии, необходимые для их сдерживания. Этими врагами являются страх, зависть и стыд. В каждом из них есть что-то хорошее или, по крайней мере, хороший аналог, но также у них есть пагубные тенденции, которые могут помешать поддержке хороших политических начинаний. Следовательно, их необходимо понять как можно лучше, чтобы мы смогли представить стратегии, которые минимизировали бы конкретный ущерб, наносимый ими. Таким образом, наш проект становится более сложным: мы нуждаемся не только в хорошем понимании сострадания, любви и отвращения в основе нашего исследования патриотизма и нашего предложения относительно новых трагических и комических празднеств. Нам также нужны политические проекты, нацеленные на сокращение ущерба от этих трех эмоций, который они причиняют даже в более-менее стабильных демократиях. Поскольку у всех у них (или, в случае с завистью – у ее ближайшего родственника) есть хорошие аспекты, необходимо глубокое понимание каждой из трех эмоций и их различных видов: мы не хотим терять гражданские преимущества, предотвращая при этом гражданский ущерб.