Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости

У зависти есть три конструктивных родственника, от которых ее важно отличать. Подражание, как и зависть, фокусируется на сравнении собственной ситуации с ситуацией людей более благополучных. Но в подражании хорошая ситуация рассматривается как достижимая с помощью определенных усилий, а получение блага не понимается как игра с нулевой суммой. Поэтому подражание не предполагает враждебных мыслей по отношению к более удачливому человеку. Если A, ученик средней школы, видит, что Б получает хорошие оценки, и А переходит к подражанию, он обычно говорит себе: «Я тоже могу добиться этого, если хорошо постараюсь». Зависть представляет собой нечто иное, потому что, как часто заключают психологи, она связана с чувством безнадежности и беспомощности[532]. И в таком случае завистливый старшеклассник говорит: «Эти ребята всеобщие любимчики. Я ненавижу их. Я никогда не смогу быть такими, как они». (Обратите внимание, что пример с получением хороших оценок, чего действительно можно добиться старанием, я изменила на пример с популярностью, где старание обыкновенно бесполезно.) Таким образом, в то время как подражание совместимо с пожеланием конкуренту добра, зависть состоит из горечи и враждебности. Зависть не обязательно должна включать в себя конкретное враждебное желание. (В этом смысле зависть отличается от враждебного злорадства (нем. – Schadenfreude) по поводу чужой потери благ.) В моем примере завистник не обязательно представляет, как любимчики теряют всеобщую любовь, хотя вполне мог бы. Но он будет относиться к ним с определенной враждебностью и, конечно же, не будет желать того, чтобы они были причастны к общему благу (например, к успеху школьной команды чирлидеров или футбольной команды).

Зависть также отличается от негодования – моральной эмоции, которая связана с чувством несправедливости[533]. Человек, который испытывает негодование по поводу преимуществ других, считает, что что-то пошло не так с моральной точки зрения: какая-то несправедливость поставила их выше него. Исправление этой несправедливости устранило бы негодование и избавило бы от страданий негодующего. Напротив, зависть не требует такого морального оттенка. Как пишет Ролз: «Достаточно сказать, что лучшая ситуация других привлекает наше внимание»[534]. Негодование выражается в социальной критике. Оно часто может быть конструктивным и приводить к изменениям, устраняющим несправедливость (если возмущающийся правильно проанализировал ситуацию). Напротив, «Индивид, который завидует другому, готов делать вещи, которые наносят вред обоим»[535]. Вернемся к примеру со школой: ученик, испытывающий негодование, может по-разному выражать свое недовольство: «Я написал лучшее сочинение, но не получил высшую оценку, потому что оно было смелым и нешаблонным», «Спорт ценится слишком высоко по сравнению с учебными достижениями», «Меня не взяли на роль Гамлета из-за цвета моей кожи, хотя я лучший актер». Во всех этих случаях, независимо от того, прав ученик или не прав, есть моральная обида, и эмоция выражает это недовольство. Завистливый ученик, напротив, просто чувствует себя плохо из-за превосходства других, без моральной обиды. (Конечно, зависть может часто маскироваться под негодование посредством сфабрикованных претензий[536], но это не меняет сути.)

Подражание и негодование – здоровые эмоции в достойном обществе: первое побуждает индивида быть лучше, а последнее побуждает общество быть лучше. У зависти такой созидательной функции нет. И хотя она может побуждать людей усердно работать и стремиться к личным достижениям, ее злость действительно может нанести вред.

Поскольку зависть к другим может существовать даже при условии, «когда… большая удачливость [других] не уменьшает наших преимуществ»[537], она остается проблемой даже в самом порядочном и справедливом обществе.