Однако постепенно мы стали все яснее осознавать, что подлинная свобода отдельной личности невозможна без экономической безопасности и независимости. Нужда и свобода несовместимы[549]
. Массы голодных и безработных – это та почва, на которой вырастают диктатуры.В наше время эти истины стали самоочевидными. Мы, можно сказать, приняли еще один «Билль о правах», на основе которого можно построить безопасность и благосостояние для всех, независимо от социального положения, расы и вероисповедания. Вот основные из этих прав:
право на полезную и оплачиваемую работу в промышленности, торговле или сельском хозяйстве страны;
право на доход, достаточный для покрытия потребностей в пище, одежде и отдыхе;
право фермеров реализовывать свою продукцию по ценам, обеспечивающим их семьям достойную жизнь;
право каждого предпринимателя – крупного или мелкого – вести бизнес в условиях, исключающих несправедливую конкуренцию или засилье монополий внутри страны или за границей;
право каждой семьи на достойное жилище;
право на полноценное медицинское обслуживание, на реальную возможность приобрести и сохранить хорошее здоровье;
право на достаточное экономическое обеспечение в старости и в болезни, страхование от несчастных случаев и безработицы;
право на хорошее образование.
Все эти права можно объединить одним словом: безопасность. Мы должны быть готовы после победы в войне двигаться вперед в осуществлении этих прав, к новым рубежам человеческого счастья и благосостояния.
Рузвельт ссылается на формирующийся международный консенсус, который вскоре должен был быть официально закреплен во Всеобщей декларации прав человека. Однако Соединенные Штаты никогда не признали такой «Второй билль о правах» вопросом конституционного порядка. Хотя конституции многих штатов содержат в себе элементы этой программы[550]
и хотя меньшинство судей Верховного суда в начале 1970-х считало, что право на образование подразумевается Конституцией, эта программа никогда не стала общепризнанной и остается предметом глубоких разногласий[551]. Таким образом, Рузвельт знал, что он говорит метафорически и выдает желаемое за действительное. Любой шаг в этом направлении должен был быть осуществлен посредством законодательства. Привязывая движения за социальные и экономические права к работе военной экономики и используя звучный язык самоочевидной истины и «Второго билля о правах», он пытается создать психологические и эмоциональные условия для такого законодательства.