Рузвельт берет проблему зависти на прицел. Он неоднократно изображает Америку как раздираемую корыстными группировками, противопоставляя нашу экономическую разобщенность единству американских солдат и намекая, что эти перепалки подрывают их мужественные усилия. Среди его слушателей есть «неимущие», которых зависть может побудить поддержать радикальные идеи. Этих людей он заверяет в том, что их основные потребности рассматриваются нацией как основополагающие права, за которые мы будем бороться. А еще среди его слушателей есть полные благих намерений «имущие», которым он также предлагает утешение: они могут оставить себе то, что они заработали честным трудом в американской капиталистической системе (таким образом, они могут позволить себе быть мотивированными даже враждебной завистью до определенной степени), вместе с тем поддерживая достойный социальный минимум, гарантирующий основные права для всех. Только преступно алчные люди будут возмущаться системой социальных гарантий и утверждать, что все люди, нуждающиеся в социальной поддержке, являются «мошенниками и жуликами»[552]
. Образ войны метафорически используется двумя разными способами: как способ мышления о борьбе с нуждой и как образец предпочтительных совместных усилий и доброй воли. По сути, он следует за Мадзини, пытаясь избавить людей от их эгоизма и ограниченности и направить их на путь общих усилий, примером которых, по его мнению, является военная экономика. Вопрос не столько в том, верна или нет политика Рузвельта (хотя наше гипотетическое общество приняло аналогичный перечень основных прав). Важно то, что речь показывает, как можно создать запоминающийся и вызывающий сильные эмоции язык, чтобы переориентировать социальные и экономические вопросы в представлении американцев: язык свободы, язык войны и язык нового «Билля о правах». Все эти способы мышления и речи меняют политический ландшафт. Вместо страшного и чуждого «социализма» он дает нам желанную и знакомую американскую свободу. Очевидно, что какое-то время этот ход работал, заставляя американцев по-новому понимать свое наследие и свое будущее.В основе политической проблемы зависти лежат межгрупповая враждебность и фракционность, которые зависть поощряет и усиливает. Ни один политик не может надеяться искоренить личную зависть вообще, поскольку разногласия между людьми останутся, и они будут провоцировать хоть какую-то враждебность. И действительно, ни один политик-капиталист не должен даже хотеть избавиться от зависти. Но классовая зависть, с которой боролся Рузвельт, калечила общество. Его речь была одной из множества риторических попыток с его стороны создать дух гражданской дружбы и совместной работы, убедить обездоленных в том, что нация поддержит их устремления, и попытаться убедить привилегированных в том, что узкие эгоистичные интересы – это не по-американски.