Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости

Как осуществленная Ганди трансформация элит Конгресса повлияла на будущее зависти в стране? Во-первых, она просто сделала различие в статусе и ранге менее заметным. Вместо того чтобы выставлять напоказ предметы роскоши, элиты теперь их стыдились. То, что подобного никогда не произошло в Пакистане, многое говорит о том, как разошлись истории этих двух наций. Я слышала, как мои друзья из Индии комментировали чрезмерное бахвальство в одежде или домашней обстановке: «Тьфу! Это какие-то пакистанские штучки». (Из-за визовых ограничений большинство из них никогда там не были, так что это стереотип, основанный на анекдотическом свидетельстве, но имеющий под собой реальную основу.) Во-вторых, оно избавило от чувства враждебной конкуренции за социальные преимущества: теперь считалось, что элиты упорно трудятся и идут на жертвы, чтобы обеспечить блага для всех. Это чувство служения могло бы выродиться в покровительственное поведение в духе «высокий статус обязывает», если бы Ганди тщательно не выбрал быть беднейшим из бедных и в то же время поощрять голоса угнетенных. Таким образом, существовало единое сообщество, объединенное общей работой. Эту тему подхватывает и продолжает Неру даже после того, как «работа» по выдворению Британской Индии была завершена. (Вспомним ее важную роль в речи «Свидание с судьбой»[565].) В той мере, в какой бедные видят в элитах своих верных представителей и доверяют им, настолько они хотят, чтобы они преуспели, а не потерпели неудачу. В той мере, в какой идея совместной работы захватывает, настолько безнадежность и беспомощность зависти преодолеваются в пользу конструктивной и полезной деятельности.

Если бы Ганди преуспел в риторике и создании блестящих метафор, а затем ничего не сделал, он бы не улучшил положения дел. Получается, что эмоции и модели поведения, сформированные им, не заменили собой политическую деятельность и в конечном счете политические структуры и стратегии. Однако они обеспечили важнейшие составляющие для создания единой нации, вовлеченной в совместную работу.

В каком-то смысле эта история скорее навевает тревожные мысли: она создает впечатление, что столь многое зависит от одного необыкновенного человека. Тем не менее, хотя во время кризиса наличие такого человека очень полезно, как только направление выбрано, его можно поддерживать без харизматичного лидера, как это видно на примере того, что случилось как после Ганди, так и после Джорджа Вашингтона. Несмотря на очевидное деление на богатых и бедных в современной Индии и растущее стремление к роскоши среди недавно разбогатевших средних классов, ведущие политики по-прежнему культивируют простоту стиля и отождествляют себя с борьбой простых людей. И это справедливо даже для правых индуистов, чья идеология дисциплины и самоотверженной жертвы является одной из наиболее привлекательных характеристик движения. Тем временем сегодня в приемной президента Конгресса Сони Ганди посетители из разных социальных слоев (и, очевидно, она горит желанием поговорить с бедными, с лидерами общественных организаций и т. д.) сидят все вместе в простой комнате, где на полу только тростниковые циновки и несколько простых тростниковых стульев. На стене висят черно-белые фотографии ее семьи и Махатмы Ганди. Очевидно, что эти вещи висят на волоске в эпоху растущего материализма и конкуренции за блага. Но даже в этой рыночной конкуренции, которую презирал бы Ганди, которой не доверял бы Неру, есть что-то уравнивающее: она подменяет собой чувство предрешенной судьбы и определяемой кастой профессии, которое так долго было лейтмотивом жизни практически всего народа Индии.

Центральный парк

Долгое время жизнь в больших городах Америки была шумной и беспорядочной. У элиты была возможность спрятаться от городской суеты в своих просторных жилищах. Немаловажно и то, что у многих из них были загородные дома в горах или на побережье, куда они могли сбежать. Однако рабочий класс редко мог себе это позволить, за исключением, возможно, поездки на переполненный летний курорт. В середине XIX века градостроителям Соединенных Штатов все еще не пришло в голову создавать в городе зеленые насаждения, которыми могли бы наслаждаться люди, – во многом из-за того, что у элит эти возможности все равно были, а потребности других не принимались во внимание. Или, что еще хуже, они воспринимались как простые рабочие тела, которым, как считала элита, не нужны чистый воздух, проточная вода, леса и трава.