Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства

Посредники устанавливают каналы коммуникации с партией, доступные неформалам, напрямую не участвующим в переговорах. Некоторые уверены, что это засланные агенты партии, и используют их, чтобы указать власти, за какую черту нельзя переступать. Безусловно, КПСС стремилась контролировать движение и даже им манипулировать. Нам же здесь важно то, что неформалы считают необходимым явным образом очертить границы этого контроля. В ходе Встречи-диалога был поднят вопрос о «рабочей группе по борьбе с экстремизмом в неформальном движении», созданной по инициативе Малютина. Экстремизм здесь определен как «безнравственные и противоправные действия практического и теоретического характера, осуществляющиеся в целях увеличения своего общественно-политического влияния, осуществляемые лицами, группами, общественными или государственными учреждениями»[231]. Предлагается создать своего рода внутренний трибунал, перед которым будет представать любой человек или организация, обвиняемые в «экстремизме, разжигании ненависти и страха, клеветнических действиях или интригах в общественной среде». Этот механизм явно нацелен на исключение националистического движения («Память»), не представленное на Встрече-диалоге (о чем, кстати, никто не пожалел). Однако некоторые неформалы опасаются прежде всего, что этот механизм может быть использован для исключения тех течений, которые считаются приемлемыми (например, «Демократия и гуманизм»)[232]. В результате делегатам к голосованию было предложено два конкурирующих документа. Тот, что составлен Малютиным, не нашел поддержки у главных организаторов – лидеров «Перестройки» и КСИ. После Встречи-диалога и уже на менее публичной сцене[233] Малютина обвинили в попытке создать механизм, позволяющий манипулировать движением извне.

Посредники вовсе не находятся в изоляции, а, напротив, полностью вовлечены во внутренние игры движения. Это, кстати, и позволит многим из них превратиться в «настоящих» неформалов. Так, Малютин станет одной из центральных фигур «Федерации социалистических общественных клубов» (ФСОК), созданной на августовской Встрече, а затем – «Московского народного фронта» (в мае 1988-го). Как видим, партии не удается сохранить влияние над своими посредниками: занимаемую ими двойственную позицию сложно удержать в силу динамики коллективного действия, порожденной августовской конференцией.

«Правильная» дистанция по отношению к партии: поиск идеологических наименований

Итак, неформалы пришли к негласной договоренности по поводу взаимодействий с партийными реформаторами, и защита относительной автономии придала некоторую сплоченность их движению. Однако среди них нет никакого единодушия по поводу общего идеологического наименования, поскольку нет согласия по поводу «правильной» дистанции, которую следует поддерживать по отношению к «власти» (под «властью» понимается то советский режим в целом, то реформистское крыло КПСС). Выбор наименований ограничен: единственный лейбл, разрешенный потенциальными собеседниками из партии, – «социалистический». Только члены «Демократии и гуманизма» открыто выходят за эту рамку (см. график 1). Но пока они не называют себя ни «либералами», ни «правыми» – эти термины на публичной сцене были тогда непроизносимыми.

Поэтому свою позицию в отношении реформаторов неформалы могут выражать лишь через нюансы в градациях социализма. «Левое» крыло движения, объединяющее убежденных марксистов (подразделение КСИ «Социалистическая инициатива» под руководством Кагарлицкого и Малютина) и анархистов («Община»), определяет себя как «социалистическое». Его члены признают центральную роль партии в политической системе и отсылают к источникам периода революции («строительство бесклассового общества», «полное отмирание государства»[234]); они желают закрыть доступ в движение тем клубам, которые явным образом не называют себя социалистическими. Другие неформалы (в том числе лидеры «Перестройки») называют себя сторонниками «демократического социализма»: они выдвигают на первый план скорее демократические ценности, нежели ортодоксальный социализм, и отказываются делать из «социалистического» лейбла главный критерий определения движения. И наконец, третья категория не имеет никаких лейблов, но тем не менее ее существование всем очевидно. Отсутствие наименования имеет политическое значение: оно позволяет акторам не перенимать официальный дискурс и тем самым лишний раз подчеркивать свою удаленность от социалистической «нормы». Эта неполитическая тенденция, преобладающая внутри КСИ, представлена, однако, неформалами с политическим прошлым: одни имели контакты с западными троцкистами, другие пришли из диссидентства.